Кто строил беломоро балтийский канал

Я сам захотел быть дьяволом Зачем Александр Родченко снимал строительство Беломорканала. Текст Олега Климова

Фотограф Олег Климов ездил на Беломорканал три раза — в 1995, 2009 и 2013 годах. Последние две поездки были посвящены изучению архивов Беломорско-Балтийского канала (ББК) и поиску следов советского фотохудожника Александра Родченко, который в 1933 году секретно снимал первую большую стройку ГУЛАГа. По итогам этих командировок Климов написал эссе о Родченко, а также о том, как исчезает память о людях, которые строили Беломорканал. «Медуза» публикует текст Олега Климова без сокращений.

Беломорканал. Карелия. 2009

Юрий Дмитриев (53 года) одет в военный камуфляж, рядом с ним немецкая овчарка. Карман на груди заметно оттопыривает пистолет. «А зачем вам оружие?» — спросил я. «Этот пистолет? — он достал его из кармана и показал в открытой ладони. — Потому что гражданская война еще не закончилась». Я посмотрел на пистолет и неловко спросил: «А почему вы назначили мне встречу на кладбище?» Историк улыбнулся и сказал: «А чтобы вам было страшно. Стыдно и страшно».

Историк Юрий Дмитриев — из карельской комиссии по реабилитации репрессированных в годы сталинизма — назначил мне встречу в лесу, недалеко от канала, рядом с неизвестным захоронением 1930-х годов. Таких здесь, вдоль всего канала, множество, многие до сих пор не опознаны: «Это задача моей жизни как человека и историка — искать замученных и расстрелянных, но одной моей жизни для этого недостаточно. Сейчас я могу подтвердить по архивным документам и показать ямы и рвы, куда их закопали чекисты, примерно на 86 тысяч человек».

Историк с пистолетом Макарова составляет списки расстрелянных в сталинские времена. Сотни тысяч. «Сперва архив, — говорит он, — потом темный лес и поиск расстрельных ям». Дмитриева не любят местные чиновники — потому что он уже много лет призывает к покаянию. Его не любят местные жители — потому что им становится страшно от этих знаний.

Когда чиновники решили выяснить, сколько тысяч людей расстреляли и похоронили в районе Сандормох (Беломорканал), они вызвали строительную компанию и экскаватором начали раскапывать могильные ямы. Тогда-то Юрий Дмитриев и использовал свой пистолет. Он подошел к трактористу, приставил к его затылку пистолет и сказал: «Если не остановишься — будешь следующим!» «Раскопки» удалось остановить. Приехали чиновники и милиционеры. Чиновники приказали продолжать копать экскаватором, но рабочие отказались, ссылаясь на историка и его пистолет.

«В большинстве своем здесь живут люди с отсутствием исторической памяти», — считает учитель истории Любовь Поморцева из села Надворицы. Те, кто строили канал, погибли при строительстве или были расстреляны, а тех, кто выжил, отправили на строительство другого канала — Волго-Балтийского — чтобы соединить Белое море с Черным, а Москва стала портом пяти морей. На смену строителям Беломорканала, которыми руководило ОГПУ-НКВД, пришли новые люди на «свободное поселение» — раскулаченные, условно освобожденные и ссыльные. Многие из них тоже погибли от непосильного труда и суровых природных условий, но от последних остались хотя бы могилы с крестами и звездами, а не только «расстрельные ямы». С них и началась «народная память», часто не совпадающая с исторической.

Формально я приехал на Беломорканал, чтобы попробовать разыскать исчезнувший фотоархив известного художника и фотографа Александра Родченко; точнее — ту часть фотонегативов, которые были сделаны в период строительства канала имени Сталина в 1933 году. Неформально — я хотел знать причины фальсификаций (если не сказать — преступлений) в истории отечественной фотожурналистики и визуального искусства времен сталинизма. Почему? Потому что я — фотожурналист — свидетель распада советской империи, формирования новой России, а теперь — очевидец сталинского ренессанса в обществе, которое называет Сталина «хорошим менеджером», а пропаганду его режима — искусством.

«Что я могу сказать об Александре Родченко? — спрашивает Юрий Дмитриев и сам отвечает: — Ничего хорошего, как и о сотнях и тысячах людей, которые участвовали в преступлении против человечности… Если бы его расстреляли здесь как бешеную собаку, я бы нашел его могилу, потому что он человек. Я уважаю людей. Но „искусство фашистов“ меня не интересует… Я встречал в архивах ОГПУ фамилию Родченко в связи с организаций фотолаборатории в БелБалтлаге [Беломорский ГУЛАГ] и не вижу ничего удивительного в том, что он был фотографом ОГПУ».

После разговора в лесу мы отправились к его автомобилю — ржавой и старой «Ниве»; он достал свой ноутбук и скопировал для меня все имеющиеся у него документы фондов ОГПУ, к которым современная власть меня бы никогда не допустила.

Беломорканал имени Сталина. 1933

«Хозяин мой, начальник управления, лежит, болен, все еще не оправился от воспаления легких» — Александр Родченко, из письма, написанного на строительстве Беломорканала, жене, художнице Варваре Степановой, в Москву. «Демоном Архипелага» назовет Александр Солженицын начальника управления строительством Беломорканала Нафталия Френкеля.

Нафталий Френкель учился в Германии. Был бизнесменом в Турции и тайным агентом ОГПУ. За коммерческие махинации арестован чекистами Дзержинского, приговорен к расстрелу, но помилован и выслан на Соловецкие острова.

Будучи еще молодым человеком, к тому же изрядно образованным, Нафталий Френкель удивлялся, почему ОГПУ (в чье ведомство входил ГУЛАГ) так нерационально использует труд заключенных. Однажды в лагере из-за отсутствия элементарных санитарных условий началась эпидемия тифозных вшей; потребовалось срочно построить баню для всех заключенных. По расчетам инженеров, для возведения даже небольшой бани понадобилось бы 10-15 дней, что в период эпидемии могло обернуться катастрофой. Френкель предложил построить баню за один день — если ему предоставят всего 30 человек (в документах они фигурируют как «рабсила»). Он выбрал 20 молодых матросов и 10 немощных стариков из интеллигенции; при этом сказал матросам: посмотрите на этих стариков, через сутки их расстреляют, если вы не выполните поставленной задачи. Расстреляют вас и расстреляют меня. Работа была выполнена на три часа раньше.

Это событие на Соловецких островах стало началом новой карьеры Нафталия Френкеля — и дало старт самому грандиозному проекту ОГПУ за все историю существования органов государственной безопасности. Раньше ОГПУ не знало, что делать с таким количеством заключенных, на какие деньги их кормить и как содержать; однако, согласно концепции Френкеля, заключенные не только могли обеспечивать себя, но и приносить пользу государству. По этому поводу состоялось специальное заседание советского правительства во главе со Сталиным — и было принято секретное постановление по использованию труда заключенных (1929, подписано заместителем председателя СНК СССР Яном Рудзутаком).

Первой экспериментальной стройкой стал Беломорканал. Это был не проект советского государства, а проект ОГПУ — «государства в государстве»; курировал его заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода. Со всей страны свезли заключенных и «врагов народа»: согласно расчетам, на работу каждый день должны были выходить около 100 тысяч человек (по данным архива городского музея Медвежьегорска). Смертность заключенных составляла до 14% каждый месяц (за весь период строительства канала погибли или были расстреляны от 100 до 200 тысяч человек). «От заключенного нам надо взять все в первые три месяца, а потом он нам не нужен», — объяснял Нафталий Френкель в секретных директивах.

Вскоре появилось и идеологическое обоснование: «перековка» — перевоспитание заключенных. «Перекованным» или «перевоспитанным» могли дать ордена и медали, увеличить питание; их могли повысить по карьерной должности в системе ГУЛАГ или досрочно освободить. В соответствии с этими идеями «рабсила» превратилась в «заключенных каналоармейцев», сокращенно З/К (зэка); в дальнейшем это сокращение стало означать статус любого заключенного в СССР.

Кроме того, для «идеологической поддержки» проекта ОГПУ потребовались «инженеры человеческих душ» — художники, фотографы, писатели и поэты. На Беломорканале появился специальный отдел — «культурно-воспитательный», при нем существовал театр из числа заключенных, выпускалась лагерная газета «Перековка»; наконец, за полгода до окончания строительства канала встал вопрос о создании своей фотолаборатории. Фотография в те времена была одним из новейших способов пропаганды; а основателем «фотомонтажа действительности» и рекламы «диктатуры пролетариата» был художник-конструктивист Александр Родченко.

Каким образом Родченко оказался «доверенным фотографом» ОГПУ? Скорее всего, мы никогда точно не узнаем об этом. Но в его биографии прослеживается определенная связь с органами госбезопасности. Еще в начале 1920-х годов в Москве существовал «Салон Лили Брик»; как стало известно уже в наше время, этот салон функционировал не только благодаря обаянию агента Лили Брик (удостоверение ГПУ № 15073), но и при прямой поддержке заместителя начальника секретного отдела ОГПУ Якова Агранова (известный палач ОГПУ-НКВД, на совести которого — десятки расстрелянных, в том числе поэт Николай Гумилев). Цель создания «салона» заключалась в контроле над творческой интеллигенцией. Этот «салон» писатель Пастернак вскоре назовет «салоном милиционеров». Другом семьи Брик и частым гостем «салона ГПУ» был и Александр Родченко.

Родченко отправился на строительство Беломорканала в начале 1933 года. Он был единственным «гражданским» фотографом на стройке, при этом работал он там тайно. ОГПУ поручило ему снимать окончание строительства и открытие канала. Родченко выдали гонорар, питание и обеспечили достаточно комфортными условиями жизни, как следует из документов и его писем к жене: «Не писал по причине незнания, где, что, и отсутствия пропуска. Теперь все в порядке. Здоров и выгляжу хорошо. Ем, пью, сплю, и пока не работаю, но завтра начну. Все замечательно интересно. Пока прямо отдыхаю. Условия прекрасные… Не говори никому лишнего, что я на Беломорканале…»

Стоит ли говорить, что строительство Беломорканала велось в обстоятельствах высокой секретности. Ни журналисты, ни фотографы даже близко не подпускались к Беломорканалу, а в журналах и газетах публиковали только официальные сообщения правительства.

Судя по всему, задача фотографа Родченко заключалась не только в создании пропагандистских фотографий, посвященных окончанию строительства канала, но и в открытии фотолаборатории. «Лаборатория готова и я начал работать», — сообщает он в письмах. В документах ОГПУ также упоминаются мастерские для художников с красками, холстом и всем необходимым. Так или иначе, как утверждают историки, фотолабораторию в ГУЛАГе нельзя было открыть без поддержки московского ОГПУ.

Полученные негативы, скорее всего, оставались в архивах ОГПУ. До нас дошли лишь те отпечатки, которые использовали в пропаганде. Любопытно, что известные публике снимки Родченко с Беломорканала фигурируют в истории отечественной фотографии под его именем; при этом точно такие же снимки из архивов ОГПУ-НКВД — анонимны и сопровождены титром «автор фотографии неизвестен». Всего на Беломорканале работали три фотографа — все официальные сотрудники ОГПУ. Техническими фотографиями занимались заключенные, у которых не было права выхода за пределы ГУЛАГа.

Вот что пишет, обращаясь к Родченко, находящемуся на Беломорканале, его жена — художник Варвара Степанова: «Они [коллеги] были потрясены, что ты ни с кем больше не заключал договоров на канал, что сидишь там три месяца, что ты не торгуешь фото, что ты не служишь в ГПУ и что тебе ничего не платят…» Однако фотограф ОГПУ Родченко получал деньги (сумма точно неизвестна), ел и жил вместе с руководителями Беломорканала в Медвежьегорске. Имел пропуск и мог ходить без охраны по территории ГУЛАГа и местам строительства канала. Не только документы тому подтверждение, но и сами фотографии: начиная от изображений Нафталия Френкеля (хотя снимать руководство ОГПУ ББК было запрещено) и заканчивая рядовыми каналоармейцами, а также группой писателей во главе с Максимом Горьким, которые под охраной ОГПУ приехали на пароходе «Карл Маркс» отмечать окончание великой стройки. Александр Родченко вместе со всем ОГПУшным руководством канала и Нафталием Френкелем лично встречал этот пароход. Вот что фотограф пишет в связи с этим своей жене: «Я сниму их приезд и проезд на пароходе, сейчас же проявлю и напечатаю (в фотолаборатории ГУЛАГа; фоторепортеры, которые приехали с писателями, не имели такой возможности — прим. авт.). Ты снимки моментально реализуешь в газеты [в Москве]… Это будет здорово, правда?»

Это было здорово. По словам Родченко, на Беломорканале он сделал более двух тысяч фотографий (ныне известны не более 30). Разработал дизайн пропагандистского иллюстрированного журнала «СССР на стройке» в декабре 1933, полностью оформил его своими снимками. А еще он был художником и фотографом «монографии писателей» о Беломорканале, которая называлась просто «Беломорканал имени Сталина». Таковы успехи фотографа и художника Родченко в пропаганде сталинизма. Вот что он, например, пишет в профессиональном журнале «Советское фото» о «перестройке художника» — на примере «перевоспитания» убийц и «врагов народа»: «Меня потрясла та чуткость и мудрость, с которым осуществлялось перевоспитание людей. Там умели находить индивидуальный подход к каждому. У нас [фотографов] этого чуткого отношения к творческому работнику еще не было тогда…»

Беломорканал. 2009

Темный лес — так, чтобы с дороги было не видно. Десятки могильных ям. В них по 100-200 человек расстрелянных. В затылок. Кое-где крест, кое-где звезда Давида, кое-где полумесяц. На одном камне выбито: «Люди, не убивайте друг друга», на другом: «Простите нас». Кто-то написал стихи про Беломорканал и приклеил их на ствол дерева. Кто-то карандашом нарисовал без вести пропавшего родственника. Кто-то поставил фотографию в рамке рядом с пластиковым цветком и зажег свечку.

Недалеко отсюда — в городе Медвежьегорске — есть небольшой музей, организованный не правительством и не президентом России, а общественной организацией «Мемориал» при поддержке Фонда Сороса в середине 1990-х годов. Фонды и архивы в музее практически отсутствуют. Покопавшись в материалах, я спросил: «Откуда у вас эти оригинально отпечатанные фотографии 1930-х годов?» «Из бывших архивов ОГПУ Беломорканала, — ответила сотрудница музея. — Еще в 1990-е годы нашего сотрудника допустили в архивы, и он сумел добиться разрешения взять их для музея. С тех пор нас больше туда не пускают».

Я думал, что наивно искать фотоархив Родченко или какие-либо документы в столь маленьком и незначительном музее, которому чуть больше десяти лет. Однако вдруг я увидел картину с видом стройки, под которой было написано: «Беломорканал. 1930 годы. Художник неизвестный». «Черт возьми! Откуда у вас эта картина?» — опять спросил я. Сотрудница музея так же спокойно ответила: «Оттуда же. Из архивов ГПУ».

Что потрясающего было в этой картине, написанной неизвестным художником? Дело в том, что она почти идеально повторяла фотографию Александра Родченко, сделанную на Беломорканале. Никто и никогда не обращал на это внимания, да и мало кому могло прийти в голову провести исследование этой картины. Ясно же — сделано в ГУЛАГе. Да и фотографии в архивных фондах из Беломорканала (в том числе, и очевидно сделанные Родченко) числятся как анонимные. Причин их исследовать тоже вроде как нет.

В гостинице я сравнил изображение на картине с изображением на фотографии, которая была в моем компьютере. Сходство в композиции несомненное. Силуэты фигур каналоармейцев повторяются так же, как на фотографии. Но не хватает некоторых деталей и обрезанных на фотографии фигур, которые «выбиваются» из композиции. Также несколько смещены фигуры музыкантов духового оркестра. Кроме того, на стенах шлюза пририсованы плакаты, прославляющие строительство Беломорканала и Сталина. На обратной стороне картины — достаточно старый и немного испорченный холст. Картина без подрамника и закреплена непосредственно в раму.

Утром следующего дня я опять вернулся в музей. «Скорее всего, она висела в управлении ББК в сталинское время», — говорит сотрудница музея. Конечно, в управлении, думал я, ведь там работал и жил Родченко, там же была не только фотолаборатория, но и мастерская для художников. А Родченко был не только фотографом, но и художником. Правда, не очень хорошим «рисовальщиком» — реальность он рисовать не умел, а только рисовал конструкции с «линейкой и циркулем», но образование получил в художественной школе в Казани. Кто, кроме Родченко, мог рисовать с собственной фотографии в ГУЛАГе? Заключенные каналоармейцы? Вряд ли им были доступны фотографии Родченко. Да и какой смысл? Пропагандистскую картину можно написать гораздо эффектнее. Поэтому логично предположить, что он сам это и сделал. Времени было достаточно. Условия тоже соответствовали. Да и в дневниках есть упоминание, что Родченко использовал фотографии для рисования картин.

«Знаете что, — сказал я сотруднице музея, — берегите эту картину, может оказаться так, что стоить она будет невероятных денег и тогда вы сможете платить зарплату сотрудникам музея несколько лет. По-моему, это справедливо». Можно ли сейчас доказать авторство этой картины? Я не специалист. Скорее всего, можно — с некоторой погрешностью.

В иллюстрированном журнале «СССР на стройке», который выходил на трех иностранных языках и распространялся, в том числе, среди советской элиты, в номере за декабрь 1933 года (его полностью оформлял Родченко) фотограф так писал об этом духовом оркестре с картины и фотографии: «За 20 месяцев подготовлено около 20 тысяч квалифицированных работников по 40 специальностям. Это все бывшие воры, кулаки, вредители и убийцы. Они впервые познали поэзию труда, романтику строительства. Они работали под музыку собственных оркестров». В этом же журнале есть фотографии с использованием «скрытого монтажа», цель которого — показать труд как удовольствие при строительстве Беломорканала. Наверное, это можно назвать творчеством, искусством, если не знать или не хотеть знать, что все это ложь, пропаганда и преступление против человечности, возведенное в ранг искусства. Если не видеть или не хотеть видеть могильные ямы, в которых по 100-200 человек, расстрелянных в затылок.

Кто строил беломоро балтийский канал

85 лет назад на строительстве Беломорканала погибли десятки тысяч человек. Теперь он никому не нужен.

Суда по нему ходят редко: выгоднее доставлять груз по автомобильным и железным дорогам. Единственные люди, для которых канал по-настоящему важен, — его рабочие, которые живут в небольших поселках при шлюзах. По просьбе «Медузы» специальный корреспондент The Village Андрей Яковлев и фотограф Екатерина Балабан выяснили, как устроена современная жизнь Беломорканала.

Попасть на строительство Беломорканала было несложно. Сергея Шварсалона туда отправили за журналистскую деятельность. Будучи редактором иностранного отдела в «Красной газете», он в 1932 году пропустил в печать аналитическую заметку, в которой говорилось, что Германия собирается нарушить Версальский договор и напасть на СССР. За недосмотр Шварсалон получил 10 лет лагерей. Сам автор заметки «куда-то пропал».

Публикация в газете изменила жизнь не только сотрудников редакции, но и их родственников. Вскоре после приговора Шварсалона его приемный сын, студент Института гражданского флота Михаил Григорович, рассказал однокурснику о несправедливом аресте своего отчима. Тот написал на приятеля донос.

Это настоящая причина ареста. Формальная — 20-летний Григорович декламировал антисоветское стихотворение во время практики на заводе «Красный Октябрь». Стихотворение (Григорович подчеркивает, что оно было лишь частью веселого попурри) звучит так: «Карл Маркс, политик-эконом, / Нам всем достаточно знаком. / Он был в Германии рожден / И где-то тихо схоронен». Также Григорович признал, что рассказывал и другие антисоветские анекдоты.

Пасынка Шварсалона осудили по статье 58.10 — «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений». Ему хотели дать пять лет лагерей, но в итоге приговор смягчили до трех. Вместе с ним сроки получили еще два студента, в протоколе все они названы группой антисоветчиков. Свидетелем по делу выступал однокурсник, написавший донос. Григоровича сослали туда же, куда и отчима, — на строительство Беломорско-Балтийского канала (ББК).

Спустя 24 года Михаил Григорович захочет построить около своего дома в Повенце забор и утеплить корове Зорьке сарай. Сыну Леше он скажет взять с собой молоток и ножовку, и они поедут на канал — разбирать на дощечки один из лагерных бараков, которые строил и в которых жил сам Михаил вместе с другими заключенными-строителями. Беломорканал определил всю жизнь Михаила и его сына Алексея, однако в семье о заключении и работе на ББК говорить было не принято.

Беломорские «Форды»

Барак, в котором на Беломорканале жил Григорович, был наполовину погружен в землю — так теплее. Жилища — 50 метров в длину и восемь в ширину, одна дверь, два окна без стекол (в дыры забивали одежду) — строили сами заключенные из сырых сосновых досок. Порой в щели между досками пролезал кулак. В бараке стояли двухэтажные нары, на которых спали порядка 300 человек.

Каждую ночь в бараках топили буржуйки — днем это делать запрещали. Над печкой, как вспоминал бывший заключенный лагеря на ББК Иван Солоневич, всегда сушилось «бесконечное и безымянное вшивое тряпье — все, чем только можно обмотать человеческое тело, лишенное обычной человеческой одежды». Буржуйка не могла полностью протопить помещение, полное щелей, в десяти метрах от нее замерзала вода. Лучшие места у печи занимали блатные уголовные элементы, но под утро мерзли все.

Заключенных будили в половине шестого — на завтрак всегда была ячменная каша. После десяти часов работы вставали в очередь, чтобы получить талоны на хлеб и обед. Потом — в очередь за обедом. «Пообедав, мы заваливались спать, тесно прижавшись друг к другу, накрывались всем, что у нас было, и засыпали как убитые, без всяких снов», — вспоминает Солоневич.

Беломорканал длиной 227 километров соединил Белое море и Онежское озеро, сократив путь от Архангельска до Ленинграда в четыре раза. Чтобы сделать это, потребовалось прорыть 37 километров и построить 19 шлюзов, 15 плотин и 49 дамб. Все это осуществлялось вручную: техники не было, основные орудия труда — лопата и деревянная тачка, которых на канале было порядка 70 тысяч, а также «беломорские „Форды“» — деревянные платформы с четырьмя колесами для перевозки крупных валунов. Рабочие валили дерево, копали и бурили землю, долбили скалу. К «топчаку» — огромному деревянному колесу, внутри которого, как белки, топтались заключенные, — привязывали молот, которым забивали в землю сваи: 10 ударов в час, полторы сваи в день, всего пять тысяч. Похожим способом топтали топчак рабы в Древнем Египте для орошения полей.

Как указывает Константин Гнетнев в книге «Беломорканал: времена и судьбы», о необходимости создания подобного канала говорил еще Петр I — в то время торговцы просто протаскивали суда волоком по суше. Сталину, как объяснял историк Юрий Моруков, канал был необходим для создания Северного флота: нужно было перебрасывать в Белое море корабли малого и среднего водоизмещения, которые просто технически не могли выдержать 17-дневный переход вокруг Скандинавии. Строили в сжатые сроки — за 20 месяцев — и максимально дешево: это была первая большая советская стройка, осуществленная прежде всего силами заключенных. Согласно Историко-этимологическому толковому словарю преступного мира, именно на ББК появилось слово «зэк», то есть «з/к» — «заключенный-каналоармеец».

Если заключенный работник не выполнял норму, он получал меньше еды. Из-за этого люди слабели, работали еще хуже и попадали в «слабосилку» — отделение лагеря для тех, «кто уже совсем валится с ног от голода или от перенесенной болезни». Там, как указывает Солоневич, давали 600 граммов хлеба и отправляли на легкую и ненормированную работу. Обычно заключенный проходил через слабосилку три раза за срок. Каждый раз выздоравливать было труднее — считалось, «что после третьей слабосилки выживают только исключительно крепкие люди».

За перевыполнение нормы труда можно было получить лишнее блюдо за обедом или килограмм хлеба. Ударники даже имели право выбрать себе еду на следующий день. За уклонение от работ или приписки (то есть «туфту» — это еще одно слово, появившееся в русском языке благодаря ББК) увеличивали срок заключения или расстреливали. Как пишет Энн Эпплбаум в своем исследовании «ГУЛАГ», порой казненных вывешивали на стенах канала.

Урки и штурм

Каждый год на Беломорканал привозили десятки тысяч зэков — постоянно там работали 126 тысяч человек, из которых 115 тысяч были заключенными. Больше половины из них были осуждены по политическим статьям; работали на канале и «спецпереселенцы» — раскулаченные крестьяне, которых порой ссылали целыми деревнями, и вольнонаемные рабочие (их, впрочем, было всего около 5% от общего числа строителей).

Уголовников на канале называли урками. Они жили в каждом бараке, держали в страхе других заключенных, часто воровали. Лагерное начальство одобряло такое поведение, поскольку урки поддерживали дисциплину. «Урки в бараке — это хуже холода, тесноты, вшей и клопов. Вы уходите на работу, ваши вещи и ваше продовольствие остаются в бараке, вместе с вещами и продовольствием ухитряется остаться какой-нибудь урка. Вы возвращаетесь — и ни вещей, ни продовольствия, ни урки, — вспоминал публицист и бывший заключенный Иван Солоневич. — Через день-два урка появляется. Ваше продовольствие съедено, ваши вещи пропиты, но в этом пропитии принимали участие не только урки, но и кто-то из местного актива — начальник колонны, статистик, кто-нибудь из УРЧ (учетно-распределительной части) и прочее. Словом, взывать вам не к кому и просить о расследовании тоже некого».

Также урки могли избить и убить кого-то из заключенных. Солоневич рассказывает, как однажды вечером они напали на трех дежурных, получивших хлеб для целой бригады. Одного дежурного убили, второго ранили, а около 30 человек остались на сутки без еды. После, ранним утром, урки, вооруженные ножами, обокрали полностью один из бараков. Как пишет бывший заключенный Солоневич, жители барака решили разобраться с проблемой своими силами: обоих уголовников жестоко убили; один из них лежал на куче снега — и «сквозь месиво крови, волос и обломков черепа были видны размозженные мозги». Администрация лагеря оставила самосуд без внимания.

От подобной жизни зэки часто сбегали. Пойманных расстреливали, а соседей сбежавшего по нарам отправляли в изолятор и прибавляли срок за содействие или недонесение. В 1930 году на советско-финской границе поймали 1174 нарушителя. Годом позже, когда началось строительство канала, в два раза больше, а в 1932-м — уже в семь раз больше.

По официальным данным, на строительстве Беломорканала погибли 12 300 человек. Историки говорят о 50 тысячах погибших. Глава Карельского «Мемориала» Юрий Дмитриев приводит цифру в 86 тысяч человек. Больше всего жертв было в 1933-м, на последнем году строительства, из-за аврала перед сдачей канала. В январе выяснилось, что участок между седьмым и восьмым шлюзами абсолютно не готов, хотя на бумаге работы были выполнены. За четыре месяца строителям нужно было прорубить в сплошной скале шесть с половиной километров. 30 тысяч зэков работали в три смены и спали на участке у костров. По оценке Дмитриева, во время «штурма», как назвали те работы, погибли от 8 до 10 тысяч строителей.

Перековка

Беломорканал, январь 2018 года
Екатерина Балабан для «Медузы»

Журналиста и дипломата Сергея Шварсалона, когда он приехал на Беломорканал, определили в лагерную газету «Перековка». Называлась она так, потому что работа на канале должна перевоспитать заключенных. На ББК была богатая культурная жизнь: здесь не только издавали газету, но и показывали спектакли, а также работал собственный оркестр и агитбригады; все это — силами заключенных. «Декорации строились отличные, костюмы шились настоящие, добротные, по эскизам художника. Освещение, как в любом столичном театре, под руководством специалистов высокого класса. И все остальные атрибуты — звонки, гонг, занавес, увертюры и пр. и пр. — все настоящее, как в „вольном“ театре», — пишет Вацлав Дворжецкий, впоследствии народный артист РСФСР. Сотрудников театра за любое нарушение режима отправляли в карцер или переводили на общие работы. По территории ходить запрещали — только организованно: из барака в театр и обратно.

Стенгазета «Беломорканала», июль 1932 года
Из архива Управления Повенецкого района гидросооружений Беломорканала Сергей Шварсалон в редакции газеты «Перековка», 1932 год
Из личного архива Алексея Григоровича

Михаил Григорович, которого осудили за шутку про Карла Маркса, работал на канале инженером гидросооружений. В 1935-м, спустя два года после окончания строительства, он, будучи заключенным, составил для ББК первую лоцию — по сути инструкцию по прохождению канала, в которой указан правильный путь и возможные опасности.

Когда в 1933 году канал был готов, 60 тысячам заключенных сократили сроки обвинения. Некоторых освободили и наградили орденами. Остальные остались в лагере и в обязательном порядке работали на канале, который они же и строили. Григорович, освобожденный в 1937 году, тоже продолжил работать на ББК — под его редакцией выпустили не одно издание лоций. Позже Михаила повторно осудили и сослали в лагерь в Воркуте. После освобождения он снова поехал на Беломорканал. К нему — бывшему заключенному — ходили советоваться о прохождении канала капитаны военных и торговых кораблей. На канале Григорович познакомился с будущей женой, вместе с которой они воспитали сына Алексея и двух дочерей. «Канал исковеркал ему всю жизнь, но отец не мог жить без Беломора, канал — это и была его жизнь, — вспоминает об отце Алексей Григорович. — Сказать, что он его любил, — это ничего не сказать».

Алексею Григоровичу недавно исполнилось 70. Он живет в Петрозаводске, но на ББК приезжает каждый месяц — потому что «тянет». С каналом связана вся история его семьи: помимо отца и отчима, сюда отправили деда Алексея по материнской линии. Впрочем, как и отец, Григорович канал любит и сердится, когда о нем говорят плохо. Особенно он зол на Солженицына — его «Архипелаг ГУЛАГ» Григорович называет «художественным исследованием в кавычках». «Это пример того, что может получиться, когда человек берется описывать то, о чем имеет смутное представление, — рассуждает Григорович. — Да еще пытается выполнить чей-то заказ». (В «Архипелаге» Солженицын описывает «запретные зоны» и «сонную охрану» уже построенного ББК: «Там, где 30 тысяч человек не спали ночью, — теперь и днем все спят».)

Михаил Григорович до конца жизни хотел доказать, что он не виноват, и в итоге добился своего. В 1960 году его реабилитировали за вторую посадку — по той же 58-й статье Григорович провел 10 лет в лагерях в Коми. На то, чтобы отменили первый приговор, закончившийся поездкой на Беломорканал, ушло еще почти три десятилетия. Это случилось в 1988-м; Григоровичу было уже 75, через пять лет он умер.

Чертов остров

Въезд в поселок при седьмом шлюзе, январь 2018 года

«Я, когда землю вывожу с огорода, постоянно нахожу пилюли не пилюли — целые колбы стеклянные, в которых налита какая-то водичка. Находил и сапоги зэковские — у них подошва не такая, как сейчас делают, а на гвоздях медных. Недавно еще собака принесла бедренную косточку человека», — рассказывает Слава Приходчюк. Он прожил всю жизнь в поселке при седьмом шлюзе Беломорканала. За домом мужчины раньше стояли лагерные бараки и здание санчасти Беломорканала, от которой и остались пилюли с лекарствами.

Седьмой шлюз и поселок при нем (названия у него нет, как и у других поселков при шлюзах) находятся на Чертовом острове — так его назвали то ли потому, что финны во время войны не смогли его взять, то ли потому, что раньше здесь не росли деревья. Сейчас деревьев много — поселок окружен лесом, окна во многих домах забиты, днем на улицах никого. Над ровным полем белых сугробов натянута волейбольная сетка. Рядом стоит покосившаяся деревянная автобусная остановка. Всюду лают собаки, но близко не подходят — боятся.

В 1980-х в поселке жили 300 человек, сейчас — в десять раз меньше. В деревне 15 жилых домов, большинство из которых признаны аварийными, государство их не обслуживает, и жители платят только за свет. Во многих домах заселена лишь половина или треть дома — соседи уехали. Те, кто остался, живут без водопровода. Воду возят на ржавых финских санях с канала или из колодца, а печь топят по несколько раз в день. Магазин и медпункт в поселке закрылись пять и шесть лет назад. Школа еще раньше. Общественная баня горела два раза, и два раза ее отстраивали местные. После третьего пожара строить не стали, и теперь жители ходят париться друг к другу в гости.

Вокруг домов — еловый лес, из которого порой выходят дикие животные. «Ночью я услышал, что на улице лают собаки, — вспоминает местный житель Николай Визитов. — Выбегаю в трусах и одной короткой куртке — там волки. Я начал кидаться в них снежками. А они соседской собаке шею грызли. Волк и на меня пытался полезть, но я как на него заорал — он испугался и убежал. Собака та выжила, но потом одичала и стала кидаться на хозяина. Он ее и пристрелил». Снимали тут на телефон и медведей, которые подходят к калиткам.

До ближайшего магазина в поселке Повенец ехать 20 минут на машине по ледяной дороге. Раньше туда ходил автобус, но его давно отменили — теперь добраться можно только в шесть утра и в пять вечера на «буханке», которая возит рабочих на шлюз. До Медвежьегорска, ближайшего места, где принимает врач, ехать час (автобусы из Повенца ходят раз в два часа), причем скорая помощь в поселок не ездит — далеко.

Подобные небольшие деревни есть почти возле каждого шлюза — они расположены в лесу и почти отрезаны от остального мира: дорога плохая, а общественного транспорта почти нет. Живут в поселках работники канала и пенсионеры; в некоторых уже остались одни дачи, другие и вовсе заброшены. Раньше на месте этих деревень находились лагерные пункты, поэтому вдоль всего канала разбросаны могилы его строителей.

Заброшенный магазин в поселке при седьмом шлюзе
Екатерина Балабан для «Медузы»

Большинство жителей поселка при седьмом шлюзе узнали, что живут рядом с кладбищем, только в 2003 году, когда двое мужчин из Петербурга приехали устанавливать надгробие своему деду. В итоге, по мнению главы карельского «Мемориала» Дмитриева, памятный знак установили не совсем верно — в 500 метрах от правильного места. Сейчас на месте кладбища растут высокие снежные елки и лежат двухметровые сугробы. Здесь похоронены 500 человек, и это далеко не самое крупное захоронение: у шлюза номер восемь, по словамДмитриева, находится кладбище на 10 тысяч человек. Нашел его историк больше десяти лет назад. «Меня собака привела к этому месту. Рядом с норой — горы песка, рядом косточки чьи-то лежат, ну, думаю, может, зверь какой. А когда в следующий мой приход череп оттуда выкатился, я уж понял, чьи тут кости», — рассказывал изданию «7×7» местный житель, который помог Дмитриеву в поисках. Под землей и камнями люди лежали в деревянных ящиках без крышки. Лежали без одежды — «валетом», а сверху были засыпаны небольшим слоем песка.

Всего шлюзов на ББК 19; по оценке Дмитриева, в среднем около каждого — могилы тысячи человек. Достоверно известно о пяти кладбищах; остальные пока не найдены. «Государство ничего не делает по поиску и оформлению этих кладбищ. Почему? Я не знаю, это не ко мне вопрос, это вопрос к гаранту [Конституции]. Я над этим вопросом в свое время думал и после этого пришлось еще 13 месяцев думать», — рассказывает «Медузе» Дмитриев, который больше года провел в следственном изоляторе. По словам историка, даже найденные захоронения тяжело оформить официально, потому что местная администрация не хочет выводить территорию кладбищ из реестра землепользования.

Деревня чахнет

У закрытого лесозавода на Чертовом острове, январь 2018 года
Екатерина Балабан для «Медузы»

Все жители поселка при седьмом шлюзе либо работают на шлюзе, либо не работают вовсе. Слава поначалу охранял шлюз, потом служил конюхом и плотником. Пять лет назад его уволили — соседи говорят, что он вышел из отпуска позже, чем должен был; сам мужчина утверждает: уволили за то, что, наоборот, вышел из отпуска раньше. Найти другую работу ни в поселке, ни в Повенце, ни в Медвежьегорске ему так и не удалось. Теперь он работает «по всей России» — «подхалтуривает» на строительстве; например, в ноябре пилил лес на границе с Финляндией.

Обратно на канал мужчину работать не берут: все места заняты. Другой работы здесь нет. Около 20 лет назад недалеко от поселка закрылся лесозавод, на котором в три смены работали местные. «Сейчас деревня чахнет, и не только наша чахнет — так по всему каналу, — вспоминает еще один местный житель Николай Молчанов. — [Раньше] в нашем сельском клубе, которого давно нет, каждый день были мероприятия: то танцы, то кино. Мы любили смотреть индийские фильмы и боевики советские: где „бах-бах-бах“».

Заброшенный дом для работников Беломорканала в поселке при седьмом шлюзе
Екатерина Балабан для «Медузы»

Молчанов тоже всю жизнь прожил и работал на канале. Сейчас он на пенсии. Возле его небольшого дома возвышается еще один огромный, похожий на гостиницу. На первом этаже — кухня и гараж, на втором — «залы», на третьем чердак и два длинных балкона. Дом этот мужчина строит без какой-либо посторонней помощи уже 20 лет из ста кубометров леса, которые бесплатно выдали его репрессированной матери после реабилитации.

«Строительство — это ошибки молодости. В то время ни у кого таких больших домов не было, вот я и решил сделать не как у всех. В былое время люди специально сюда приезжали, чтобы сфотографировать мой дом», — вспоминает Молчанов. В последние годы он свое хобби забросил: «Дострою, не дострою — какая теперь разница?»

Мужчина в сомбреро

Статуя возле спортшколы в Надвоицах, январь 2018 года
Екатерина Балабан для «Медузы»

В свое время Беломорканал сильно повлиял на развитие карельских городов и деревень. Благодаря ему Медвежьегорск и Сегежа приобрели статус города, а Надвоицы стали поселком городского типа. Впоследствии в Надвоицах построили алюминиевый завод, который в 2003 году купил Олег Дерипаска; вскоре у завода возникли проблемы, и с тех пор из 12 тысяч населения в городе осталось чуть больше половины. В декабре 2017-го на базе Надвоицкого алюминиевого завода решили создать дата-центр для добычи криптовалют.

После окончания строительства канала в Карелии был создан Беломоро-Балтийский комбинат, цель которого состояла в освоении канала: вокруг него, как писал Солоневич, возникли лесоразработки, каменоломни, фабрики и даже собственная верфь — получилось «королевство с территорией от Петрозаводска до Мурманска». Работали на них все те же заключенные плюс местные жители — комбинат в 1930-х трудоустроил четверть населения Карелии, а уже в 1941 году был закрыт навсегда из-за войны.

Заброшенное здание в Надвоицах
Екатерина Балабан для «Медузы»

В XXI веке постепенно перестает быть нужным и сам канал. Еще в 1984 году он в сутки пропускал 25 судов — и шлюзы никогда не пустовали. Сейчас бывают дни, когда не проходит ни одного корабля. Объем грузоперевозок за последние 30 лет сократился в 16 раз. По словам исполняющего обязанности руководителя администрации Беломорско-Онежского бассейна Анатолия Серова, сегодня канал загружен на 15%. Виной тому «общая ситуация в экономике», а также то, что многим компаниям выгоднее доставлять груз по железной или автомобильной дороге, нежели по каналу, который к тому же работает только летом.

Седьмой шлюз Беломорканала, январь 2018 года
Екатерина Балабан для «Медузы»

Начальник 11-го шлюза, седой мужчина невысокого роста Александр Малик рассказывает, что на работе решает сканворды и порой скучает. Работать он устал — но изредка канал еще способен его удивить. Например, так случилось прошлым летом. «Подходит белая блестящая яхта — шикарная, прям как у буржуев, — вспоминает Малик (в 1980-х в Беломорканал не пускали даже пассажирские суда с туристами — не то что яхты; теперь именно туристические корабли составляют значительную часть потока). — На палубе никого. Вообще никого. Только один пожилой мужчина, лет под 70, сидит. В сомбреро и белых чистых носках. И элегантно отвешивает мне поклон».

Два кулака и три лампочки

Леонид Корбут на месте бывшего лагерного пункта около поселка при седьмом шлюзе, январь 2018 года
Екатерина Балабан для «Медузы»

В поселке при седьмом шлюзе никто не держит скот и мало кто занимается огородом, зато многие рыбачат. Рыбалка — это второй, если не первый, по популярности источник заработка в поселках и Медвежьегорске. Николай Вороновский работает сторожем на третьем шлюзе и получает 12 тысяч рублей в месяц; его сын Петр — начальник шлюза и получает 20 тысяч; но на ловле ряпушки мужчины зарабатывают в разы больше. Впрочем, откладывать, по их словам, все равно не получается. «Я за всю жизнь так и не съездил на море. И внуков не свозил», — сетует Николай, добавляя, что Белое море не считается, потому что на нем «делать нечего».

В свободное время большинство жителей поселков вдоль канала смотрят телевизор. Самый возрастной житель поселка при шлюзе номер семь, 70-летний Леонид Корбут, больше всего любит сериалы про бандитов и другие программы на НТВ. «Если что по телевизору показывают, значит, не врут — просто так не будут показывать», — говорит мужчина. Также Леонид любит смотреть «Что? Где? Когда?» и угадывать ответы вместе со знатоками. Корбут хочет отправить на программу вопрос «Как назывался первый пароход, прошедший по Беломорканалу?» и выиграть миллион. Но пока не отправляет, потому что не может вспомнить ответ.

Родители Леонида Корбута
Екатерина Балабан для «Медузы»

Отец Леонида из Киева, мать из Воронежа. Их раскулачили и отправили на строительство канала больше 80 лет назад. «Корова-лошадь-борона-плуг есть — все, ты кулак. В чем есть, в том и высылали», — вспоминает мужчина. На канале его родители вместе валили лес, а потом работали на обстановочном катере. После освобождения остались работать на канале.

Там же работал и их сын. Корбут сменил много специальностей на канале, но интереснее всего было работать водителем автобуса — возить пьяных рабочих из Повенца на шлюзы и обратно. «Они как сядут в автобус, так заквасят». «Квасил» и сам Леонид. «У моего прораба организм могучий был. Мог напиться, 20 минут поспать — и бодрый, как будто не было ничего. А пил стеклоочиститель, — вспоминает пенсионер. — Раньше все пили, даже когда 7-й шлюз бетонировали, пили — главное, чтоб работали. И я, бывало, на автобусе пьяным ездил». Кроме водителя автобуса Леонид работал также на буксировщике — таскал доки с подводными лодками, рабочим на шлюзе, аквалангистом, мотористом, боцманом, рулевым.

Сейчас Корбут получает прибавку к пенсии как политически репрессированный (ими считаются в том числе дети, находившиеся вместе с репрессированными родителями) — 700 рублей в месяц. Но на жизнь этого все равно не хватает. Пенсионер боится выезжать за пределы поселка, потому что его могут поймать гаишники — ему не хватило денег, чтобы продлить страховку на свою машину. Последние пять лет судебные приставы каждый месяц списывают со счета Корбута четыре тысячи рублей за то, что он вовремя не погасил кредит. Когда отдаст полностью, точно не знает — «вроде бы в следующем месяце». На что ему нужны были деньги, Леонид тоже не помнит — «тут хоть на что бери, все равно не хватит». (На кредиты живет большинство жителей Беломорканала. В одном из домов при 11-м шлюзе мужчина и женщина отказались пускать в дом корреспондентов «Медузы», приняв их за коллекторов.)

Последние 30 лет Корбут подрабатывает тем, что летом переправляет рыбаков на другой берег Беломорканала. Денег не берет, но просит присылать ему лотерейные билеты «Русское лото». В год присылают билетов 30.

На крыше дома Корбута развевается большой желто-синий флаг ЛДПР: мужчина поддерживает Владимира Жириновского, а его партия ежегодно жителям Карелии раздает подарки. За ними Корбут специально ездит в Медвежьегорск — футболки, значки, кепки и флаги привозят жителям на поезде и дарят прямо на платформе.

Дочь Корбута Ольга Мансурова последние три года пытается сделать жизнь поселка лучше и пишет в местные администрации письма, которые помогает составлять и передавать помощник депутата карельского парламента от ЛДПР Игорь Бачинский. В 2017-м Ольга даже звонила на прямую линию с Путиным, но ее вопрос не прозвучал. Мансурова пытается решить три проблемы: вернуть в поселок магазин, вернуть регулярные рейсы общественного транспорта и установить в поселке освещение — долгое время здесь не работал ни один фонарь. Ольга собирала подписи местных жителей и писала письма, но полтора года получала от чиновников отписки.

Осенью 2017-го ей все-таки удалось добиться своего: на столбах электропередачи в поселке при седьмом шлюзе загорелись три лампочки. Горят они только утром и вечером — после полуночи здесь наступает абсолютная темнота.

Карельская голгофа. К открытию Беломорско-Балтийского канала

Официальное открытие "стройки века" – Беломорско-Балтийского канала (ББК) состоялось 88 лет назад, 5 августа 1933 года. Беломорско-Балтийский канал должен был дать мощный толчок к освоению северных территорий Карелии и экономическому развитию республики. Среди "каналоармейцев" были раскулаченные крестьяне, ученые, инженеры, писатели: по разным данным, на строительстве канала погибло от 50 до 200 тысяч заключенных. О прошлом и настоящем одного из главных проектов Сталина читайте в материале корреспондента Север.Реалии.

Бабушка Полины родилась на корабле. Ребенок не дышал и кто-то предложил выкинуть его за борт, но мать отказалась, а девочка выжила. Эту историю Полина слышала в детстве – тогда ее воображение рисовало большой корабль, на котором куда-то далеко плыли ее предки осенью 1930 года.

– Историю про то, что бабушка родилась на корабле, я слышала от нее только один раз, – рассказывает Полина. – Уже потом я думала, ну какой там мог быть корабль? Баржа это, скорее всего, была, на которой вывозили раскулаченных крестьян и тех, кто им сочувствовал.

На одной из сохранившихся фотографий в семейном архиве – женщина с четырьмя детьми, самая младшая – ее бабушка. На обороте фотографии подпись: "Милому другу сердца на память от вашей пятилетки".

Подписала ли так прабабушка фото и каким-то образом смогла отправить мужу или сделала это для будущего поколения, неизвестно. Известно лишь, что это был 1932 год, прадед Полины Георгий Мозговой находился на строительстве Беломорканала, куда его отправили после ареста в 1930 году "за призывы к свержению Советской власти по статье 58-10 ч.2 УК РСФСР".

Крестьянский бунт в Енотаевске

14 марта 1930 года в Енотаевском районе Астраханской области началось массовое восстание. Большевики собирались начать очередное выселение, но крестьяне устроили стихийный митинг.

"С 15 марта в селе Владимировка советской власти не стало, и всем стала распоряжаться группа кулаков", – писал историк Алексей Тюрин в монографии о периоде раскулачивания в Нижне-Волжском крае.

Мятежи тогда распространились по соседним селам. Пик восстания пришелся на 20 марта 1930 года, а через два дня большевики заняли мятежные села без боя. Сотрудники ГПУ начали расследование:

"Сказать о том, кем подготавливалось восстания в Енотаевске, кто является организатором этих событий я затрудняюсь, возможно это имело место со стороны двоюродного брата Мозгового Егора Федоровича, но утверждать не могу", – написано в протоколе допроса Владимира Мозгового.

"После разгона толпы около тюрьмы я ушел домой, арестовали меня 20 марта. Был ли руководителем брат Георгий произошедшего восстания я не знаю, а также не знаю, вел ли он подготовительную работу к восстанию", – зафиксировано в протоколе допроса Гавриила Мозгового.

"20 марта 1930 года я был дома, когда услышал звонок на колокольне, я прибежал к церкви, где было очень много народу, почти весь Енотаевск. Толпа требовала выпустить арестованных, я подошел к тов. Карцеву, сказал ему: "Не лучше ли будет выпустить всех арестованных, чтобы все уехали пахать, а потом забрать". Карцев мне ответил, что этого сделать нельзя. Вскоре после этого началась стрельба в воздух, чтобы публика разошлась, но это не помогало. Приехавшая пожарная команда стала водой разгонять публику, но толпа бросилась на пожарную часть. В это время выстрелом был один из толпы тяжело ранен, я сейчас же один бросился через вал бежать домой. Во Владимировку и другие села не ездил, все время был дома", – записано в протоколе допроса Георгия (Егора) Мозгового.

– Из протоколов допроса у меня не сложилось впечатление, что это было восстание. Собрание и голосование – было, последующий за ними митинг – тоже был, а вот мятеж и восстание упоминается только в актах, составленных НКВД. Если читать только эти акты, то да – будет представление, что восстание действительно было, а если смотреть еще и показания задержанных, то нет. Даже есть ощущение, что описание восстания было придумано органами следствия, – считает правнучка Георгия Мозгового Полина.

Двоюродного брата Георгия Владимира Мозгового приговорили к расстрелу. Другой брат, Гавриил Мозговой, получил пять лет лагерей. Еще одного брата, Пантелеймона, отправили на север на спецпоселение, а в 1937 году расстреляли. Всего после мартовских событий в Енотаевске различные сроки получили 75 человек, 16 человек расстреляли.

О строительстве Беломорканала и периоде в Белбалтлаге сведений в семейном архиве Полины почти не сохранилось. Все, что она помнит, – из рассказов бабушки. Прадед говорил, что это был "рабский труд" и что "советское правительство перед нами в огромном неоплатном долгу". После освобождения в 1938 году Георгий Мозговой хотел остаться на поселении при Беломорканале – боялся за детей, которые уже тогда были детьми "врага народа".

– Прабабушка тогда собрала всех четырех детей и поехала туда к нему, – рассказывает Полина.

"Стреляли в упор в голову". Начало расстрела первого соловецкого этапа

Семейные тайны

Справку об освобождении из Белбалтлага у бывших заключенных отбирали при выдаче паспорта – фактически ее обменивали на паспорт после освобождения. Участием в строительстве Беломорканала никто не хвастался – тем более тем, что сидел в Белбалтлаге.

– Чаще всего это было семейной тайной. С началом войны всех сидевших по 58-й статье вылавливали и уничтожали под любым предлогом, со значками ударников и без. Мало кто сохранился, – говорит автор книги "Карельская Голгофа: как строили Беломорканал" Константин Гнетнев. – На Беломорстрое ударникам выдавали знак и свидетельство с алой полосой по диагонали, которое сулило льготы. Но эти игры в льготы быстро закончились. В справке об освобождении или в каком-то ином документе обозначались ограничения для проживания освободившегося. Писали так: минус 3, минус 5 – это вначале, а потом минус 10 и т.д. Минусы обозначали запрет проживания в городах, вначале столичных, потом областных, а кое-кому и вовсе за 100-километровым периметром. Скажем, мои герои: философ и писатель Алексей Лосев был ударником, а работать в Москве не дали, кажется, и жил там нелегально; музыкант, создатель первого концертного джаз-банда Л. Теплицкий уж насколько был популярен, создал в Медгоре лагерный симфонический оркестр, был ударник из ударников, а вернуться в Ленинград не дали, так и умер в Петрозаводске.

Проект Беломорско-Балтийского водного пути, который должен был соединить Белое море с Онежским озером, проектировали в 1930 году в московских и ленинградских "шарашках" или особых конструкторских бюро – в них работали арестованные опытные конструкторы, инженеры и проектировщики. В 1931 году для содержания заключенных, строивших канал, на базе Соловецкого лагеря особого назначения на станции Медвежья гора (сегодня – Медвежьегорск. – СР) был организован Беломоро-Балтийский исправительно-трудовой лагерь (Белбалтлаг).

"Везет свою семью на смерть". Массовые расстрелы в Сандармохе

"Стройка века" или великая советская стройка Беломоро-Балтийского канала, протяжённостью 227 километров и соединенного 19 шлюзами, началась осенью 1931 года по указанию Сталина и закончилась в рекордные сроки в августе 1933 года.

"Осенью 1931 года строительство Беломорско-Балтийского канала развернули на всем протяжении – от поселка Повенец на берегу Онежского озера до маленькой поморской деревушки Сальнаволок, расположенной на голой скале у самого впадения в Белое море речки Шижни", – пишет в своей книге Гнетнев.

Руководили стройкой нарком НКВД Генрих Ягода, начальник ГУЛага Матвей Берман, начальник Белбалтлага Семён Фирин, начальник строительства Лазарь Коган, заместитель начальника строительства Яков Рапопорт и заключенный Соловецкого лагеря Нафталий Френкель в роли начальника работ Беломорстроя.

Уже к весне 1932 года к строительству канала привлекли более 100 тысяч человек, чуть больше половины из них жили в бараках, остальные в палатках и других времянках. Стройка была засекречена, прокладкой канала руководило начальство НКВД СССР. Путём жесточайшей эксплуатации около 280 тыс. заключённых ГУЛАГа, в основном крестьян-кулаков, работавших с использованием ручных орудий труда, практически без применения техники, удалось достичь рекордных темпов прокладки канала.

Среди "каналоармейцев" были не только раскулаченные крестьяне из Центральной России, но и ученые, инженеры, писатели, а также чекисты. По разным данным, на строительстве ББК погибло от 50 до 200 тысяч заключенных. Самым тяжелым было окончание стройки. В феврале 1933 года вернувшийся из Москвы начальник стройки Семен Фирин сообщил, что в Кремле недовольны темпами, было приказано завершить стройку к 1 мая.

"Начался 100-дневный штурм. Непрерывный круглосуточный штурм окончился для одних орденами и невиданными доселе льготами, а для других – инвалидностью или тихими могилками в промороженной карельской земле", – написал Гнетнев.

В июле 1933 года Сталин в сопровождении Ворошилова и Кирова совершили прогулку по новому каналу на катере, его посетили 120 писателей, которые потом с восторгом писали о высоких темпах роста советской экономики и новом рукотворном канале, а 36 писателей выпустили книгу о героических строителях канала. О каторжных условиях и унижениях работников канала в ней нет ни слова.

"Не шире нашего городского канала"

Прадед Полины Георгий Мозговой умер в 1968 году. Он похоронен в поселке Цемзавод в Северной Осетии, где прожил последние годы. Только после его смерти семья смогла вернуться на родину в Астраханскую область.

В конце 1990-х в астраханской газете "Волга" стали печатать списки репрессированных. В одном из номеров под заголовком "Справедливость восстановлена" было имя прадеда Полины. Намного позже она восстановила сведения о своей семье в архивах, а в 2019 году добралась до Беломорканала вместе с экспедицией "Мемориала", признанного "иностранным агентом".

– Помню, добиралась до Медгоры на поезде и у меня был последний, 22-й вагон. Остановка на станции была короткой, и я еле успела выскочить из вагона, а проводница скинула мой рюкзак и куртку. Поезд тут же уехал. Кажется, я впервые оказалась на такой маленькой станции, вдобавок вокруг был лес, а до вокзала надо было еще дойти.

Я шла и представляла, что могли видеть заключенные, которые прибывали на станцию. Ведь Медвежьегорск называли столицей Беломорканала, а это значит, что все задействованные на строительстве сначала приезжали сюда. Дошла до вокзала и поняла, что это деревянное здание стояло здесь и в 1930-е годы, – рассказывает Полина. – Я напредставляла его таким, каким его описывали: "масштабная стройка века"! Я действительно воображала какое-то монументальное сооружение, на самом деле монументальным оно оказалось только за счет судеб людей, которые его строили. Беломорканал мне показался не шире нашего городского канала в Астрахани. Только условия совсем другие – даже в начале августа здесь было всего +9 градусов.

"Это было просто чудо"

Лагерь ББК в Медгоре был в 1941 году в связи с близостью к зоне военных действий. Современный Медвежьегорск – это обычный провинциальный российский город с населением в 13 тысяч человек.

Трагическая история города хранится во многих его зданиях и дворах: тюремная больница нынешнего управления ФСИН, спрятавшаяся за высоким забором с колючей проволокой, это территория одного из режимных объектов Белбалтлага; типовые деревянные бараки на улице Третьей пятилетки сохранились как раз со времен превращения Медгоры из небольшого поселка на берегу Онежского озера в "столицу Беломорканала"; на главной площади Медгоры возвышается над местными бараками монументальное здание бывшей гостиницы Беломорканала. Здесь же расположен Медвежьегорский районный музей.

– Это была шикарная по тем временам и невиданно роскошная для здешних мест гостиница, колоссальный сталинский ампир 1935 года постройки. Это была не только самая богатая гостиница Карелии, она могла соперничать с гостиницами во многих советских городах. Сейчас мы не можем увидеть оригинальный интерьер, но в 1930-е годы это был и дубовый паркет, и дорогая мебель, и канализация, и отопление. Для неблагоустроенного Медвежьегорска – это было просто чудо. Здесь проживало все управление канала. Считается, что была и комната, специально построенная для Сталина, но только он так ни разу до Медгоры и не доехал. Как и Киров, которому до сих пор стоит памятник на площади, – рассказывает местная учительница истории Ирина Пшенова.

Ирина только что вернулась с экскурсии: показывала столичным туристам оборонительные сооружения, построенные финнами для обороны Karhumäki, Медвежьегорска по-фински, во время оккупации Карелии в 1941–1944 годах. Туда группа прибыла прямиком из Повенца, где осматривала Беломорканал.

Ирина – не кадровый экскурсовод, в Медвежьегорском музее она проводит только летний сезон. В остальное время работает учителем истории в одной из междвежьегорских школ и искренне недоумевает, когда ее ученики удивляются, что "Медгора кому-то интересна". По ее словам, в последние годы внимание туристов к истории ББК растет: конечно, это не развлекательный, а познавательный туризм, но экскурсий становится все больше. В основном это те, кто из Москвы и Петербурга добираются вплавь через Кижи и Валаам до Соловков и обратно, неизбежно проходя шлюзами Беломорканала. Нынешняя группа, впрочем, специально приехала в Медвежьегорск и Повенец автобусом из Кондопоги, где пришвартовался их круизный теплоход.

– Эти туры – от Москвы до Соловков – долгие и недешевые, но сюда едут люди, которые увлечены историей, настроены на большое количество тематических экскурсий, поэтому работать с ними интересно, – говорит Ирина.

На вопрос о том, планируются ли какие-то мероприятия, посвященные открытию ББК, Ирина немного конфузится: "Мы, конечно, чтим историю, и помним, что Медвежьегорск стал городом только "благодаря" ББК, но все, что связано с Беломорканалом, – эта трагедия, а не праздник, поэтому никаких торжественных мероприятий у нас по этому поводу нет".

В музее под ББК выделен один из четырех залов и часть коридора. Тут на первом плане не преступления режима и человеческие судьбы, а грандиозность инженерной мысли. Карта ГУЛАГа на стене – лишь факт истории, а фотографии руководителей стройки – иллюстрация вынужденного приспособления к неизбежному.

Ирина рассказывает о некоторых аспектах жизни Белбалтлага с воодушевлением: удивляется стойкости "заключенных-каналармейцев", спрашивает: "А вы знаете, что именно отсюда происходит знаменитое советское "зэка!?", изумляется тому, как могли советские писатели воспевать труд заключенных Белбалтлага, восхищается и инженерной мыслью проектировщиков ("шлюза ББК – это гидротехническое чудо, работающее на простых законах физики"), и творчеством "Центрального театра ББК" (того самого, под руководством сначала Теплицкого, потом – Дворжецкого), подчеркивает экономичность и экономическую эффективность строительства (в отличие от объектов сочинской Олимпиады 2014 года, ББК обошелся государству не в четыре раза дороже, а в четыре раза дешевле первоначальной сметы).

Никому не нужный стратегический объект

Построенный для перевозки леса канал, по словам старожилов, когда-то собирал очередь из 20 кораблей и барж в сутки. Сейчас канал используется реже. Шлюзы ББК – стратегический объект, фотографировать запрещено, предупреждают туристов.

Между вторым и третьим шлюзами в разливе ББК, аккурат у таблички "Купание запрещено", купаются местные подростки: прыгают в канал с бетонной платформы, прямо над которой висит нечто напоминающее камеру наблюдения. Чуть поодаль, на импровизированном пляже с такой же табличкой, но без камеры, загорают и купаются местные жители старшего поколения.

Вопрос о том, что ребята знают про историю ББК, застает из врасплох: "Ну, канал и канал, что особенного? Купаться удобно, вода теплая". Никаких особых чувств по поводу Беломорканала они не испытывают, от вопросов про его трагическую историю отшучиваются: "Ну он и сейчас жизни забирает, в том году знакомый утонул. Но нам купаться не страшно: его зимой осушают, так что мы знаем, что ничего особенного в его глубинах нет".

Кроме самого ББК, о его истории в Повенце напоминает недавно открытый в здании местной администрации "Музей истории беломорско-балтийского водного пути" и храм Святителя Николая, построенный на берегу канала в 2004 году в память строителей ББК. Архитекторы старались сделать так, чтобы внешний вид храма напоминал сооружения Беломорканала – сочетание дерева и бетона. Впрочем, внутри храма мало что напоминает о каналармейцах. По словам свечницы, строителей ББК неизменно поминают в службах, как и другие жертвы Большого террора, среди которых – последний Повенецкий священник первой половины ХХ века протоиерей Иван Максимов, расстрелянный в Сандармохе в феврале 1938 года. Впрочем, сейчас в храме о них не напоминает ничего, кроме мраморной таблички у входа. В самой же церкви, по обе стороны от входа в алтарную часть, под российским триколором, хранятся не останки строителей ББК, тысячами разбросанных по обеим сторонам "водного пути", а черепа бойцов Красной Армии, павших в боях за Медвежьегорск в годы Великой Отечественной войны.

Возвращение

"Если мы вернемся назад в историю и начнем здесь копать еще один параллельный Беломорканал, то можно было бы всех трудоустроить…" – рассказывал подполковник внутренней службы, начальник Отделения трудовой адаптации осужденных УФСИН Карелии Игорь Шевчук в передаче радио "Карелия" в 2018 году.

Эту же идею весной 2021 года озвучил глава ФСИН Александр Калашников: он предложил активнее использовать заключенных вместо трудовых мигрантов в России, отметив, что российская экономика может получить дополнительно 188 тыс. работников.

"Это будет не ГУЛАГ, это будут абсолютно новые достойные условия, потому что этот человек уже будет трудиться в рамках общежития или снимать квартиру, при желании с семьей, получать достойную зарплату", – заявил Калашников.

Начальница управления ФСИН по организации исполнения наказаний, не связанных с изоляцией от общества, Елена Коробкова в беседе с ТАСС сообщила, что работа на строительстве Байкало-Амурской магистрали может стать альтернативой колонии. Таким образом, Россия может вернуться к советскому опыту и привлекать заключённых к работе на больших стройках.

– Вполне допускаю: построят в зоне [заключенных] с большими сроками и скажут: "Кто хочет год за три? Но будете работать на БАМе, а мы станем ещё и платить". Я уверен – многие захотят. Мир, конечно, взвоет. Но наши ответят: "Они добровольно, типа сами изъявили желание". От наших властей можно ждать чего угодно, – считает писатель Константин Гнетнев.

Исторически идея привлечь заключенных к труду принадлежит отцу советской каторги и заключённому С.Л.О.Н.а Нафталию Френкелю, который считал, что таким образом государство должно было компенсировать затраты на их содержание. Сначала это были исправительно-трудовые лагеря на Соловках, потом ИТЛ начали создавать по всей стране на важных промышленных объектах, особенно в первую пятилетку. По мнению историка Ирины Такалы, использовать труд заключенных было невыгодно.

– Вклад в экономику был, в общем-то, не такой и большой, как принято считать. Больше всего пользы такие лагеря приносили на рудниковых разработках. Золото, алмазы, угольные шахты, там это было действительно полезно для страны. И эта система существовала до 1956 года, когда эти лагеря перестали называться лагерями, и остаются только исправительные колонии, – считает историк Ирина Такала. – Возврат к принудительному труду в наших условиях при нашей судебной системе, при нашем нынешнем ФСИН, системе исполнения наказаний и тому, что творится там, вернет нас к тому, о чем говорил Черномырдин: "Что бы мы ни делали, получается ГУЛАГ".

В России около 480 тыс. заключенных. По количеству заключённых на сто тысяч человек Россия на 26-м месте. По словам спикера Госдумы Вячеслава Володина, стране нужен один миллион трудовых мигрантов, поэтому труд заключенных проблему не решит.

– Главное, что это нерентабельно экономически в любом случае, как это и было раньше, но это очень опасно для свободы общества, и вообще, надо смотреть, как это происходит в других странах, а не изобретать собственные грабли снова, – считает Такала. – У нас на четырех заключенных три бюрократа-охранника разного ранга. Это очень дорого.

Согласно докладу Совета Европы за 2020 год, общий уровень заключенных на 100 тыс. жителей Европы продолжает снижаться. Россия входит в число стран с наиболее высокими показателями уровня численности заключенных.

– В Финляндии провели тюремную реформу в 1980-е годы, и там очень интересные результаты. Они посчитали, что человек, сидя в тюрьме, не исправляется, они поменяли систему, и у них больше 60% приговоров – это штрафы. Сумма зависит от тяжести преступления и доходов нарушителя, но очень часто суды дают условные тюремные сроки или какие-то общественные работы, но это уборка улиц и так далее, а не добыча ископаемых, – говорит Ирина Такала.

90 лет назад был открыт Беломорско-Балтийский канал, полностью построенный заключенными

В 1937 году весь тираж этой книги был изъят из обращения и уничтожен. Репринт издан в 1998 году анонимным издателем — без каких-либо (казалось бы, обязательных!) данных, но в московских книжных магазинах почему-то продавался.

Итак, «Беломорско-Балтийский канал имени И.В. Сталина. История строительства — 1931–1934 гг. Под редакцией М. Горького, Л. Авербаха, С. Фирина». 616 страниц. Позволю себе перечислить всех авторов. Л. Авербах, Б. Агапов, С. Алымов, A. Берзинь, С. Буданцев, С. Булатов, Е. Габрилович, Н. Гарнич, Г. Гаузнер, С. Гехт, К. Горбунов, М. Горький, С. Диковский, Н. Дмитриев, К. Зелинский, М. Зощенко, Вс. Иванов, Вера Инбер, B. Катаев, М. Козаков, Г. Корабельников, Б. Лапин, A. Лебеденко, Д. Мирский, Л. Никулин, B. Перцов, Я. Рыкачев, Л. Славин, А. Тихонов, A. Толстой, К. Финн, З. Хацревин, B. Шкловский, А. Эрлих, Н. Юргин, Бруно Ясенский.

«Не обслуживай свое заключение»

«Так что же такое чекист?» — задумался Берман (начальник ГУЛАГа, впоследствии зам. наркома). Его память не могла подобрать такого примера, с которым можно было сравнить неожиданно порученное ему дело. Со свойственным ему упорством Берман стремился додумать все до конца. И перед ним возник образ того, с чьим именем он привык отождествлять все, чем жили миллионы людей в неповторимые годы пятилетки, — Сталин!

«А как же с теми, что в лагерях?» — взволнованно, уже в новой связи подумал Берман. «Они у нас еще выйдут в люди», вспомнил он слова обо всех этих остатках бывшего мира. «И это дело поручено партией ОГПУ!» — просветлел и обрадовался Берман».

«Идея Беломорстроя — глубоко социалистическая идея. В труд заключенного вливается могучая политическая осмысленность: не обслуживай свое заключение, а помогай строить такое общество, где не будет преступности. Отсюда вырос тот великий, непонятный на первый взгляд подъем, энтузиазм, самоотверженное трудовое возбуждение, которые так характерны для БМС и делают его фактом всемирного значения».

Берман читал донесения о побегах из лагерей. Побегов было мало. Зато чаще стали поступать известия, которых нельзя было читать, не волнуясь.

Одно пришло из Средней Азии. На кишлак наступали басмачи. Близ кишлака находился исправительный лагерь. Толпа заключенных пришла к начальнику лагеря. Из толпы выступил один вперед. Он сказал:

— Мы знаем, тут басмачи. Дай нам винтовки.

Начальник подумал и дал винтовки. Толпа сорганизовалась в отряд и ушла с винтовками. Через день отряд вернулся, притащив с собой пулемет. В стычке было убито пять человек. Из оставшихся в живых никто не убежал.

Берман ходатайствовал об их досрочном освобождении.

Второе донесение пришло из Соловков. Пароходишко, имея на борту команду, в которой не было ни одного вольнонаемного, но зато живописно был представлен «уголовный кодекс», вышел на промысел.

— Что-то ветер не тем пахнет, — сказал боцман Губа.

— Какой курс? — еще раз спросил Губа и прошелся кулаком снизу вверх, задев подбородок капитана. Капитан признался, что держит курс на Норвегию.

— Норвегия нам не светит! — хором крикнула братва. Судно было приведено в Мурманск.

Берман пошел докладывать коллегии.

Начальник работ Белморстроя Френкель (справа), начальник ГУЛАГа Берман (в центре) и другие руководители строительства, июль 1932 года. Фото: Википедия

«Кто вам обещал краснопутиловский пролетариат?»

Шагах в пятистах от железной дороги, у края оврага, уже стоит двухэтажный дом — Управление Беломорстроя. Здесь поместилось руководство. Сюда же въехал и производственный отдел. Чекисты Медгоры смотрят с уважением на это ученое племя, но все же им кажется странным: почему, читая жизнь и технику жизни на многочисленнейших языках, эти ученые не прочли самого главного, что только социализм способен переделывать, исправить, выточить новый мир, новую землю, черт возьми! Но не будем торопиться, товарищи, жизнь иногда замедляет объяснения многих странностей…

Инженер Маслов работает в отделении затворов. Разумеется, он ни в какой степени не верит в возможность создания гигантского канала где-то на краю света, при полном почти отсутствии механизмов, металла, квалифицированной рабочей силы. Но он — человек подневольный.

Он согласен предоставить этим людям свои знания, свой мозг — но ничего более. Ни единой эмоции. Ни единой улыбки. Ни единого лишнего слова.

— У вас нет металла, говорите вы. Из чего же прикажете конструировать ворота и затворы для шлюзов? Уж не из дерева ли?

— Да, именно из дерева.

— А известно ли вам, что нигде в мире деревянные ворота и затворы для судоходных шлюзов никем и никогда не делались и что никаких расчетов для подобных сооружений в науке не имеется?

— Теперь, после вашего авторитетного свидетельства — известно. Попытайтесь сделать эти расчеты. Не бойтесь риска. В таком деле, как постройка в двадцать месяцев одного из величайших каналов в мире, без технического риска, без новаторства не обойтись. Вы можете любой свой вариант проверять на материале. Помните о темпах».

«— Иду и сам себе не верю, — удивляясь, сказал ему бритоголовый. — Прямо наваждение. Сами себя на работу ведем. Мыслимое ли это дело?

— Да, это тебе не каторга, — заметил Коган.

Пока шли до места, Коган рассказывал:

«Сидел я в кандалах, ручных и ножных. Встанешь и, как медведь, ходишь по камере. А режим был такой: живешь по звонку. Как только сложишь постель — сейчас начинаешь чистить посуду.

— Ну, сибирская душа, — перебил бритоголовый, — по такой жизни ты здесь блаженствовать будешь. Тут тебе советская власть и масса удовольствий. Жалко, ты не урка — мы бы тебя по опытности в паханы произвели.

— Нет, куда уж мне, — скромно сказал человек в валенках. — Я и так начальник Беломорстроя».

Лазарь Коган. Фото: Википедия

«Коган взял слово.

— …Кто вам обещал краснопутиловский пролетариат? — повторил он то, что уж однажды слышал от Ягоды. — Кто вам обещал полную механизацию? Это не Днепрострой, которому дали большой срок стройки и валюту. Беломорстрой поручен ОГПУ, и сказано: ни копейки валюты. Пора из этого сделать выводы. Где вы найдете такое строительство, на котором работает сто тысяч человек неизменно? И где такая машина, которая по мере потребности могла бы выбрасывать нужные специальности? Такой машины нет. Мы имеем резерв рабочей силы. Вы говорите, что здесь нет бетонщиков? Правильно. Но здесь нет и честных советских граждан, мы должны создать и бетонщиков, и честных советских граждан. Одно другого стоит. И неизвестно, что труднее. Но у нас каждый ходит в баню, одет в чистую рубашку, в телогрейку и питается сытно. Не может быть, чтобы человека не увлекло такое большое дело. Мы подымем сто тысяч людей. И они еще скажут: «Наш любимый Беломорстрой!» Надо поверить в дело, в собственные силы… Предупреждаю, человек и забота о нем должны стоять наряду с обязательным выполнением производственной программы, которую дает нам Государственное политическое управление».

Нет, все-таки Коган — романтик. Кажется, и сам верит, что каждый из его каналармецев «ходит в баню, одет в чистую рубашку, в телогрейку и питается сытно. Не может быть, чтобы человека не увлекло такое большое дело». Или — не верит?

Быть сталинцем

«К заключенному Руденко, заведующему мехбазой, пришел заключенный Слива, бывший кулак. Он предложил построить вагранку для выплавки металла. Долго на это не решались. Но тачечные колеса очень нужны. Наконец решили все-таки попробовать.

Первую беломорскую вагранку назвали «вагранка типа времен Петра Великого». Вагранка сейчас находится на Москва-канале, не в музее, а на производстве. Это кусок трубы высотой с два с половиной метра, диаметром восемьсот миллиметров. Внутри она футерована огнеупорным кирпичом. Эта труба насажена на кладку, в нижней части которой устроены формы.

Вагранка Сливы — нечто среднее между старыми горнами и настоящей вагранкой. Эта вагранка работала неплохо, она отливала тачечные колеса».

«Эти беломорстроевской выучки инженеры, техники, конструкторы нарушают порядок, Орест Валерьянович полагал, что настоящий инженер получается только в третьем поколении, как английский газон через двести лет.

Оказывается, в определенных условиях, в лагерной изоляции, где нет городских развлечений, где все мысли и чувства сосредоточены вокруг строительства, способный, трудолюбивый, толковый человек фантастически быстро приобретает техническую квалификацию.

Год тому назад он сомневался, идти ли бригадиром проектировать Маткожню, а теперь он лепит сооружения руками воров и проституток, и ничего — выходит. Да, канал будет построен. Даже если не в срок, то все же с быстротой, которая ошеломит инженеров и техников всего мира».

«— А где Тучков? Сашка где?

Секунда молчания. Толпа метнулась к шлюзу. Широко раскинув руки, с лицом, измолотым камнями, лежал Тучков.

— Бурка взорвалась раньше времени.

— Несчастный случай, — тихо, но внятно ответил начальник подрывных работ старик-штейгер, раньше всех спустившийся в котлован.

— А ты что смотрел?

— Тебя за главного к этому делу представили, тебе и отвечать!

— Поломать старую суку на макароны!

Вошел и остановился у трапа начальник участка.

— Тучкова убило… двух поранило… какая это работа… — зашумели кругом.

— Работа не легкая, — отчетливо сказал начальник, — трудная для настоящих людей. Тучков был настоящий… А вы…

Начальник обвел взглядом вокруг себя.

— А вы настоящие… как будто настоящие… а вот на старика полезли. А зачем вам старик? Злобу сорвать?

Начальник посмотрел на накрытого бушлатом Тучкова. Круто поднял голову:

— Нам, ребята, доверено трудное и почетное дело. И каждый из нас доверие партии и советской власти оправдать должен. Рабочий класс делает проверку. Если ты с рабочим классом — поворачивай реки, осушай болота, раздвигай скалы, стой около динамита!

Затем, после паузы:

— Отнесите Тучкова наверх и положите на край котлована. Похороним после работы.

В полночь Тучкова хоронили. Могила была вырыта на горе под соснами. Играла музыка. Впереди шли запальщики. Они держали палки с зажженными бикфордовыми шнурами. Когда гроб опускали, в котловане подожгли восемьдесят бурок. Земля заколебалась и словно сдвинулась с места. Густые стаи камней взвивались к небу и рушились».

Это — единственный описанный в книге (616 страниц) случай смерти каналармейца!

Беломорканал. 1932 год. Фото: Игорь Зотин

«Уже на весь мир прозвучал доклад Сталина об итогах первой пятилетки. Он продолжает обсуждаться на Беломорстрое — так же, как изучают его десятки миллионов трудящихся. О докладе Сталина говорят на трассе, в лесу, в бараках. Доклад Сталина неустанно разъясняют чекисты. И доклад Сталина отвечает на все вопросы колеблющихся, с неслыханной силой ускоряя темпы и глубину перековки тысяч заключенных. Большевистская воля побеждала в лагере, потому что большевики окончательно и навсегда победили в стране. Чекисты оказались победителями, потому что они были верными ленинцами — верными сталинцами, ибо сегодня быть большевиком, пролетарским революционером-ленинцем — значит быть сталинцем».

Что с того, что первая пятилетка скандально провалена? Сталин же об этом не сказал.

«Стала работать на тачках. Откосы высокие. Тачка жилы вытягивает. Даже пальцы на руках белеют. Первые дни, казалось, ляжешь грудью от усталости и заплачешь. Но держалась — не хотела, чтобы на женскую бригаду пальцами тыкали.

Потом поняла, что не сила нужна. Можно так тачку грузить, что самый здоровый через полчаса задохнется. Если камни к рукояткам наваливать — весь груз на весу везешь. Так можно грыжу получить. А чем ближе к колесу, тем легче.

Сначала я поняла тачку, а потом начала понимать, что вокруг. Толкаешь тачку на гору и видишь: лежит в лесах канал. Днем на корыто похож. А вечером весь в электричестве, точно Тверская. Стелется дым, паровозы кричат. За поворотом аммонал ухает. А на дне, по откосам, в лесу тысячи людей копошатся… Черным-черно! Ужасная сила. Я таких картин даже в кино не видела. И все преступники! Все соцвреды!»

Михаил Зощенко стал единственным, кто написал собственную главу: «История одной перековки».

Михаил Зощенко. Фото: Википедия

«И я делаю вывод: Роттенберг благодаря правильному воспитанию изменил свою психику и перевоспитал свое сознание и при этом, конечно, учел изменения в нашей жизни. И в этом я так же уверен, как в самом себе. Иначе я — мечтатель, наивный человек и простофиля. Вот грехи, которых у меня не было за всю мою жизнь.

Вот за новую жизнь этого человека я бы поручился. Но я оговорюсь: я бы поручился только при наших, некапиталистических условиях.

Я еще раз желаю успеха Роттенбергу, и мне хочется ему сказать его же словами: вашему преступному миру приходит крах…

Я хочу жить в такой стране, где двери не будут закрываться на замки и где будут позабыты печальные слова: грабеж, вор и убийство».

«Прекратить волчий вой и свинячье хрюканье»

И наконец первый пароход («Чекист», что, конечно же, символично) проходит по только что построенному каналу. На борту — почетные гости.

«Партия и наш удивительный Сталин постоянно требуют, чтобы в первую очередь, раньше всего, не успокаивался никто на малом, никогда не испытывал веселья и довольства от малого. Очень часто довольство малым переходит в равнодушие, когда человек пресыщается, ему надоедает его маленький, крошечный мир — и тут-то его охватывает скука, этот гнев маленьких людей, которые не способны уничтожить свой крошечный мирок. Вот почему новый человек, подлинный пролетарий, не понимает скуки.

Партия и Сталин обладают еще одним: неиссякаемым ощущением авангардности. Они не только ощущают или понимают лучшие чувства пролетариата — они существуют в них, в этих чувствах.

Они не только идут рядом, нога в ногу, но и предугадывают каждый новый шаг. Сказано замечательно крепко: «Вместе с классом — и впереди класса», вместе в том великом марше будущего, где с неимоверной силой умеют освобождаться от чувств, хоть как-нибудь мешающих понимать истину, неотступную бессонную идею: идею диктатуры пролетариата, ее неизбежность во всем мире.

Палуба легонько покачивается, неустанно бежит волна.

Трое людей из Политбюро (приехавшие на канал Сталин, Ворошилов, Киров) шутят, курят, беседуют».

Постановлением Центрального исполнительного комитета Союза ССР к моменту окончания строительства Беломорско-Балтийского канала имени тов. СТАЛИНА органами ОГПУ Союза ССР уже полностью освобождены от дальнейшего отбывания мер социальной защиты 12 484 человека, и сокращены сроки отбывания мер социальной защиты в отношении 59 516 человек, осужденных на разные сроки и проявивших себя энергичными работниками на строительстве.

За самоотверженную работу на строительстве была снята судимость и восстановлено в гражданских правах 500 человек по представленному ОГПУ Союза ССР списку.

Наградить орденом ЛЕНИНА:

1. ЯГОДУ Генриха Григорьевича — зам. председателя ОГПУ Союза ССР (расстрелян в 1938 г.).
2. КОГАНА Лазаря Иосифовича — начальника Беломорстроя (расстрелян в 1939 г.).
3. БЕРМАНА Матвея Давидовича — начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (расстрелян в 1937 г.).
4. ФИРИНА Семена Григорьевича — начальника Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (расстрелян в 1937 г.).
5. РАПОПОРТА Якова Давыдовича — зам. начальника Беломорстроя и зам. начальника Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ (генерал-майор, умер в 1962 г.).
6. ЖУКА Сергея Яковлевича — зам. главного инженера Беломорстроя (генерал-майор инженерно-технической службы, Герой Социалистического Труда, академик АН СССР. Умер в 1957 г., его прах захоронен в Кремлевской стене на Красной площади, а имя присвоено институту «Гидропроект»).

Москва, Кремль, 4 августа 1933 г.

Максим Горький. Из послесловия к книге:

«К недостаткам книги вероятно будет причислен и тот факт, что в ней слишком мало сказано о работе 37 чекистов и о Генрихе Ягода. Но этот недостаток допущен не по вине авторов — он объясняется скромностью тех людей, которых враги Союза советов изображают «исчадиями ада» и «порождениями сатаны». Лично я думаю, что чрезмерная скромность эта — неуместна и даже — может иногда вести к недостаточно ясному пониманию глубокой важности той работы, которую так удивительно успешно ведет Государственное политическое управление по линии преобразования различных правонарушителей и вредителей в полезных, отлично квалифицированных сотрудников рабочего класса и даже — более чем сотрудников. Знание приемов этой работы потребно конечно не для того, чтоб прекратить волчий вой и свинячье хрюканье защитников рабовладельческого, капиталистического строя».

«Высшая гуманность сделана чекистами»

Суть книги кратко и емко выразил писатель Леонид Леонов.

Леонид Леонов:

«Может быть, самое ценное в системе Беломорстроя, а следовательно, ОГПУ — высокое искусство умно и строго щадить людей, предназначенных всем нашим гнусным прошлым для страшной и избегнутой роли человеческого утиля…»

Леонову вторит Михаил Козаков.

Михаил Козаков:

«ОГПУ — это школа социального педагогизма. Благодаря ОГПУ каждый на своем месте может строить свободолюбивейшее социалистическое общество…»

Александр Авдеенко:

«Я ошалел от увиденного достатка ударников-каналстроевцев. На больших блюдах под прозрачной толщиной заливного лежали осетровые рыбины. На узких тарелках купались в жире кусочки теши, семги, балыка. Большое количество тарелок были завалены кольцами колбасы, ветчины, сыра. Пламенела свежая редиска…» (На самом деле, паек рабочего-ударника состоял из 500 граммов хлеба в день и миски баланды из морских водорослей. Осетровые рыбины могли позволить себе на обед только начальники из ОГПУ, ну и прибывшая писательская делегация).

Лев Никулин (в письме Ягоде):

«Высшая человечность и гуманность сделана чекистами — первыми строителями канала, и заключается она в прекрасной работе над исправлением человека».

Между тем из всех «приглашенных к участию» только Вячеслав Шишков наотрез отказался что-либо писать о Беломорканале.

Последние строительные работы в камере шлюза Беломорско-Балтийского канала. Фото: ITAR-TASS

В книге «История ГУЛАГа в 1918–1958 гг.» ее автор Галина Иванова пишет:

«Отличительной особенностью первой лагерной стройки была ее реальная финансовая дешевизна. В денежном измерении канал обошелся, по официальным данным, в 95,3 млн руб. вместо 400 млн руб., предусмотренных эскизным планом. В основном такая экономия объяснялась двумя причинами: минимальными расходами на орудия труда и рабочую силу, а также небольшими затратами на содержание аппарата ОГПУ — на Беломорстрое работали всего 37 кадровых чекистов на 140 тыс. заключенных.

Но подневольный труд заключенных был значительно менее эффективен по сравнению с аналогичным трудом вольнонаемных рабочих. По сведениям начальника ГУЛАГа В. Наседкина, выработка в день на строительно-монтажных работах в январе 1941 г. по ГУЛАГу составляла 23 руб. 50 коп., а по союзным наркоматам — 44 руб. 98 коп., в феврале соответственно — 24 руб. 80 коп. и 49 руб. 67 коп. Уровень производительности труда на стройках НКВД был ниже, чем на стройках союзных наркоматов в среднем на 50 процентов».

При всей победной пропаганде этот эксперимент, как кажется, не полностью удовлетворил режим: необходимость работ по ремонту и расширению встала уже при открытии канала, и для посвященных не было секретом, что русло канала оказалось слишком мелким и мало подходило для военных судов. Поэтому концепция строительства канала Москва—Волга, к которому приступили еще до завершения Беломорканала, была иной.

Вновь массово применялся труд заключенных, но на машинах здесь уже не экономили.

Также уже не заходила речь о рекордных сроках: хотя канал Москва—Волга (длиной 128 километров) был наполовину короче Беломорканала, его строительство длилось вдвое дольше, с 1932 по 1937 год.

Аплодисменты иностранных зрителей

Среди участников писательской поездки был Николай Погодин, журналист «Правды» и драматург. В списке авторов книги о Беломорканале его имя отсутствует, но уже до начала поездки он пишет своей жене:

«…Мне поручено написать кинопьесу или литературный сценарий на материале Беломорского канала… Дали мне день на раздумье. Подумал. А почему не поработать…»

Один современник говорит о «добром десятке» пьес, написанных о Беломорканале. От самого Погодина слышим другую цифру: цензурное учреждение по театрам (Репертком) сообщило ему, что на тему Беломорканала поступило «до двухсот пьес». По-видимому, авторы этих пьес были участниками прошедшего в эти годы драматического конкурса, для которого было написано в общей сложности 1200 текстов.

Журналист «Правды» и драматург Николай Погодин. Фото: Википедия

Погодин написал пьесу «Аристократы».

Премьера спектакля состоялась 30 декабря 1934 года в Реалистическом театре в Москве. Его инсценировка описывается как «радостная» и «легкая»; сам режиссер Охлопков говорит о «спектакле-карнавале». У критиков его постановка находит самое широкое признание. Комедия Погодина имела успех также у зарубежной аудитории. На международных театральных фестивалях 1935, 1936 и 1937 годов, проходивших в Москве, она вызывала аплодисменты иностранных зрителей. Известны переводы пьесы на английский и итальянский языки; упоминаются переводы на китайский, чешский и норвежский. Пьеса шла в Париже, Лондоне и Осло.

Об успешном «втирании очков» много позже напишет актриса Тамара Иванова, сопровождавшая своего мужа, Всеволода Иванова, во время путешествия по Беломорканалу. В газетной статье 1989 года она вспоминает:

«Показывали для меня лично и тогда явные «потемкинские деревни». Я не могла удержаться и спрашивала и Всеволода, и Михала Михалыча Зощенко: неужели вы не видите, что выступления перед вами «перековавшихся» уголовников — театральное представление, а коттеджи в палисадниках, с посыпанными чистым песком дорожками, с цветами на клумбах, лишь театральные декорации? Они мне искренне отвечали (оба верили в возможность так называемой «перековки»), что для перевоспитания человека его прежде всего надо поместить в очень хорошую обстановку, совсем не похожую на ту, из которой он попал в преступный мир… А среди уголовников были, несомненно, талантливейшие актеры. Они такие пламенные речи перед нами произносили, такими настоящими, по системе Станиславского, слезами заливались! И пусть это покажется невероятным, но и Всеволод, и Михал Михалыч им верили. А самое главное, хотели верить!»

Один из заключенных был узнан экскурсантами — это был поэт Сергей Алымов. Посреди разговора с бывшими коллегами он разрыдался. Вездесущий начальник лагеря Фирин и тут оказался рядом. Один из литераторов попросил его ходатайствовать о сокращении срока заключения Алымова. «Уже скостили, — ответил Фирин. — Скоро Алымов вернется в Москву». Алымова действительно освободили и даже предоставили ему возможность участвовать в создании истории строительства канала — в списке авторов есть его имя.

Что происходило в душе Алымова, когда он вместе с другими авторами работал над официальной историей Белбалтлага? А Шкловский? Он знал, что одним из заключенных Белбалтлага был его брат, филолог Владимир Шкловский. По словам дочери, Шкловский согласился войти в авторский коллектив только потому, что хотел спасти жизнь брата. Он и выказывает особое рвение: как видно по оглавлению книги, Шкловский принял участие в большем количестве глав, чем кто-либо из авторов. Что же касается его брата, то в 1933 году он был действительно освобожден, но в 1937-м вновь арестован и вскоре расстрелян.

Александр Солженицын как-то заметил:

«Впору было бы им выложить на откосах канала пять фамилий — главных подручных у Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, пятерых наемных убийц, записав за каждым тысяч по сорок жизней: Берман — Фирин — Коган — Френкель — Раппопорт».

По официальным данным, во время строительства умерло 12 300 заключенных, в том числе в 1931 году — 1438, в 1932-м — 2010, в 1933 году — 8870, что было обусловлено сокращением снабжения из-за голода в стране и авралом перед завершением стройки. Неофициальные же оценки «потерь» начинаются с 50 тысяч и доходят до 86 тысяч.

Поселок Сосновец. Поминальный крест рядом с последним шлюзом Беломорско-Балтийского канала. Фото: ITAR-TASS

Канал начинается у поселка Повенец в Повенецкой губе Онежского озера и заканчивается у города Беломорска в Сорокской губе Белого моря.

В первую навигацию 1933 года по каналу было перевезено 1,143 млн тонн грузов и 27 тысяч пассажиров. В 1940 году объем перевозок составил около 1 млн тонн, что составляло 44 % пропускной способности. Пик грузоперевозок по каналу пришелся на 1985 год. Тогда было перевезено 7,3 млн тонн грузов. Такие объемы перевозок сохранялись на протяжении последующих пяти лет.

В целом за все время строительства каналоармейцы выполнили земляные работы объемом 21 млн кубометров, соорудили 37 км искусственных путей, перенесли Мурманскую железную дорогу, которая мешала проведению земляных работ.

Посещение «объекта» руководителями партии и правительства запечатлено на картине Д. Налбандяна «Сталин, Ворошилов и Киров на Беломорканале» (первоначально картина называлась «Сталин, Ворошилов, Киров и Ягода на Беломорканале», но после ареста последнего в 1937 году его изображение было убрано).