Признаки вещного права
Возникнув первоначально в целях защиты прав землевладельцев, система вещных прав приобрела особое научное и правоприменительное значение в современных условиях развития рыночных механизмов хозяйствования. При этом, ввиду определенных исторических особенностей развития нашей страны, в частности, относительно позднего появления в системе отечественного законодательства понятия недвижимости, а также фактического отсутствия в законодательстве Советского периода юридических предписаний, посвященных вещным правам, продиктованным существовавшей системой административно-командной экономики, неприемлющей частную собственность, на современном этапе существует ряд неразрешенных проблем, в том числе относительно определения существа вещных прав.
В этой связи вопросы, связанные с определение понятия и признаков вещных прав становится предметом активного изучения современных ученых-цивилистов. Одним из достижений соответствующих исследований может быть названы существующие подходы к определению вещных прав.
Так, вещные права в объективном смысле понимаются в качестве совокупности правовых норм:
- Закрепляющих факт принадлежности определенного имущества правообладателям вещных прав;
- Устанавливающих правомочия соответствующих правообладателей;
- Регламентирующих вопросы юридической ответственности лиц, нарушающих субъективное вещное право и соответствующие юридические нормы;
Вещное право в субъективном смысле понимается следующим образом:
Субъективное вещное право – право конкретного субъекта права на реализацию правомочий владения, пользования и распоряжения данным имуществом, объем которых различается в зависимости от вида вещных прав.
Юридические признаки вещных прав
В современной цивилистической литературе для целей характеристики системы вещных прав, независимо от их вида принято выделять следующие основные признаки:
- Объектом вещного права может выступать исключительно индивидуально-определенная вещь, то есть вещь единственная в своем роде, либо выделенная путем индивидуализации (например, присвоения определенного номера) их рода аналогичных вещей. В этой связи не могут быть объектами вещных прав родовые вещи, а также объекты интеллектуальной собственности, в чем проявляется одно из основных отличий вещных и обязательственных прав, поскольку объектами последних могут быть любые объекты гражданских прав;
- Перечень вещных прав исчерпывающим образом определен действующим гражданским законодательством, следовательно, не может быть признано вещным никакое иное право, помимо уже установленных. Соответствующий перечень расширительному толкованию не подлежит.
- Абсолютный характер вещного права – правообладателю, независимо от вида вещного права соответствует обязанность неопределенного круга лиц воздерживаться от нарушения вещных прав этого лица. Кроме того, в отличие от обязательственных прав, правообладателю вещного права для реализации принадлежащих ему правомочий не нужно содействие обязанной стороны, он может реализовать любое правомочие самостоятельно.
- Вещным правам присуще право следования, сущность которого состоит в том, что переход вещного права от одного правообладателя к другому влечет и переход всей совокупности обременений соответствующего права;
- Для охраны и обеспечения вещных прав действующим гражданским законодательством установлена система особых вещно-правовых способов защиты прав правообладателя – виндикационный иск, негаторный иск и иск о признании права, совокупность которых позволяет предупредить и устранить все возможные нарушения вещных прав.
Рассмотрев основные признаки вещных прав, представляется целесообразным сформулировать следующее определение рассматриваемой системы:
Вещные права – это субъективные гражданские права, отличающиеся абсолютным характером, наличием специфиального объекта – индивидуально-определенной вещи и способов защиты, включающие в себя правомочия владения, пользования и распоряжения вещью (либо отдельных из них).
Виды вещных прав
Признаки вещного права во много обуславливаются тем, о какой из разновидности идет речь в данном конкретном случае. Так, в современной цивилистической доктрине принято выделять две самостоятельные группы вещных прав:
- Право собственности – наиболее полное и широкое вещное право, поскольку его правообладателю – собственнику одновременно принадлежит вся совокупность правомочий юридического господства над индивидуально-определенной вещью – право владения, пользования и распоряжения, реализация которых осуществляется собственником самостоятельно, по собственному волеизъявлению и в определяемых только им целях и пределах;
- Ограниченные вещные права характеризуются тем, что они представляют собой право лица в отношении вещи, право собственности на которую уже принадлежит иному лицу. В этой связи, рассматриваемая группа вещных прав представляет собой право несобственника в определенных законом пределах использовать чужое, как правило недвижимое имущество, в собственных интересах, без участиях собственника имущества.
Таким образом, в зависимости от вида вещного права, прежде всего, различается такой его признак, как выражение совокупности определенных вещно-правовых полномочий. Так, если правообладателю права собственности принадлежит вся совокупность правомочий, то правообладателю ограниченного вещного права, как правило, предоставляется только право свободного владения и пользования, право распоряжения сохраняется за первоначальным собственником индивидуально-определенной вещи.
Система вещных прав, закрепленная нормами действующего гражданского законодательства, может схематично быть представлена следующим образом:
Понятие вещных прав
Вещные права [1] отличаются от всех иных своим объектом; они направлены на телесные вещи (см. I вып., § 3). Вещное право есть известная мера власти, предоставленная лицу объективными нормами непосредственно над вещью.
Из понятия вещного права вытекают следующие его особенности:
1. Вещное право создает прямую, непосредственную связь между лицом и вещью. Этим оно отличается от обязательственного права, которое тоже иногда ставит лицо в известное отношение к вещи, но в отношение посредственное. В то время как вещное право охватывает вещь, обязательственное достигает ее, только проходя «сквозь юридическую сферу другого лица» [2] .
Так, напр., если А желает поселиться в данном городе, то он может либо нанять себе квартиру, либо купить дом. В первом случае он вступает с хозяином какого-либо дома в договор найма, в силу которого хозяин обязуется предоставить ему помещение в своем доме. Непосредственным объектом права А будет не дом, а действие обязанного лица, заключающееся в предоставлении квартиры.
Поэтому если окажется, что хозяин обманул А и сам занял данную квартиру, то А, не имея права непосредственно на квартиру, не может требовать изгнания хозяина из нее, а должен предъявить к хозяину иск о неисполнении договора и о вознаграждении за убытки. Напротив, купив дом, А вправе потребовать удаления из него хозяина, если тот добровольно не очищает квартиры.
2. Вещное право, давая лицу непосредственную власть над вещью, отличается вследствие этого абсолютным характером. Другими словами, оно должно быть признаваемо всеми и каждым, а не одним или несколькими определенными лицами. В этом состоит важная разница между вещными и обязательственными правами. Последние, по существу своему, относительны, так как направлены против одного или нескольких обязанных лиц.
Так, напр., мое право собственности на дом обязан признавать и не нарушать каждый, а мое право на получение платы за квартиру в этом доме должен признавать только занимающий ее жилец.
Абсолютность вещного права представляет собой естественное следствие его вещности, т.е. непосредственной связи с вещью. Поэтому всякое вещное право, по существу своему, абсолютно. Однако из этого общего правила могут быть делаемы и делаются законодательствами исключения, ограничивающие абсолютный характер вещных прав.
Так, напр., право собственности абсолютно: по ст. 691 Х т., «каждый имеет право отыскивать свое имущество из чужого неправильного владения». Отсюда следует, что если чье-либо имущество будет отдано в заклад без ведома и согласия собственника, то последний может требовать его возвращения от закладодержателя (Х, 1664, п. 1).
Между тем по ст. 28 Полож. о ссудн. казнах (Св. Зак., т. XI, ч. 2), считается действительным даже заклад краденной вещи, которая возвращается ссудной казной собственнику не иначе, как за выкуп. Таким образом, абсолютная сила права собственности не распространяется на ссудные казны.
Подобное же ограничение этой абсолютности установлено в пользу некоторых кредитных обществ в их уставах (75/410) [3] . Наоборот, обязательственные права по существу своему относительные, могут иногда получать более или менее абсолютный характер.
Так, напр., имущественный наем создает правоотношение только между собственником и нанимателем, однако оно обязательно в некоторых случаях и для третьих лиц, как, напр., для покупателя недвижимости с публичного торга (уст. гр. суд., ст. 1099), а по разъяснению сената (70/822, 1794; 69/663; 882) и для всякого вообще покупателя.
Некоторые иностранные кодексы идут еще дальше. Так, напр., по прусскому уложению относительное право на вещь, в силу которого обладатель его получил владение вещью, превращается в абсолютное (I, II, § 135).
Старые писатели отождествляли вещные права с абсолютными, упуская из виду, что существуют и другие права с абсолютным характером (напр., авторские, семейные).
Это воззрение со времен Фейербаха [4] оставлено большинством ученых, хотя и по настоящее время раздаются голоса в его пользу. Так, напр., Фухс, высказав положение, что вещное право в сущности дает своему обладателю господство не над вещью, а над согражданами (относительно вещи) и что, следовательно, вещные права отличаются от обязательственных только своею абсолютностью, приходит к такому выводу: «вещность есть абсолютность».
Отождествив эти понятия, он принужден был признать вещными правами не только права, касающиеся телесных вещей, но и всякие иные, если только они отличаются абсолютным характером [5] .
3. Вещное право, будучи обязательным для всех, может быть и каждым нарушено.
Напротив, обязательственное право допускает нарушение только со стороны обязанного лица.
Так, напр., мое право собственности на землю может нарушить каждый, поселяясь на ней, запахав или отгородив ее, а мое право на получение гонорара за статью может быть нарушено только издателем журнала, с которым я заключил условие о напечатании ее.
4. Вещные права, в качестве абсолютных, снабжены и абсолютной защитой. Иски, посредством которых они охраняются от нарушения и которые носят название вещных исков, могут быть предъявляемы к каждому нарушителю.
В противоположность этому иски, вытекающие из обязательственных прав и носящие название личных, направляются только против определенного обязанного лица, ибо только это лицо и может быть нарушителем.
5. Вещные права допускают двоякую конструкцию, смотря по тому, выдвинем ли мы на первый план их объект или же круг обязанных лиц (пассивных субъектов). Именно, вещное право можно определить как меру власти над вещью по отношению ко всем согражданам или как меру власти над согражданами относительно вещи. Первое определение с давних пор господствует в науке.
Второе выставлено только в последнее время, но имеет видных защитников. Так, напр., Виндшейд говорит: «всякое право существует только в отношениях между лицом и лицом, а не лицом и вещью. Содержание вещного права отрицательное: все лица должны воздерживаться от всякого или одного определенного воздействия на вещь и не препятствовать своим отношением к вещи воздействию на нее со стороны субъекта вещного права» [6] .
По Бирлингу, вещное правоотношение состоит из ряда притязаний (Rechtsansprüche), направленных против всех сограждан, относительно определенной вещи [7] . Тон видит сущность вещного права в том, что закон воспрещает воздействие на вещь всем лицам, кроме одного, которое и является субъектом вещного права [8] .
Шлоссман, исходя из того положения, что «юридическое отношение лица к вещи немыслимо» и что «вещное право представляет собою воображаемый общий источник всех мыслимых возможными притязаний против третьих лиц относительно вещи», прямо отверг всякое научное значение за установлением особой категории вещных прав [9] .
На наш взгляд, заслуживает предпочтения первая конструкция. Во 1-х, она проще и понятнее. Если мы скажем, что вещное право есть господство одного лица над всеми другими относительно определенной вещи, то должны будем прийти к несообразным выводам.
Так, окажется, что каждое вещное право, «подобно сильному электрическому току, пробегает по всему человечеству», что «собственник самой пустячной вещи находится в юридическом отношении со всеми обитателями земли», что «всякое вновь возникающее право собственности, всякий вырытый кусок металла, всякая пойманная рыба производят юридическое потрясение, доходящее вплоть до северного полюса» [10] .
Напротив, определяя вещное право как непосредственное господство над вещью относительно всех посторонних лиц, мы указываем, что с возникновением вещного права появляется юридическое отношение между лицом и определенной вещью, отношение, которого никто не смеет нарушать.
Во 2-х, первая конструкция имеет преимущество общедоступности и распространенности. В правосознании всех народов, по справедливому замечанию Гирке, понятие вещных прав вылилось в форму господства непосредственно над вещью, за которою, на заднем плане, стоит неопределенное число лиц, обязанных уважать это господство [11] .
[1] Savigny. System des heut. röm. Rechts, I, § 56, 58; V, § 206–209; Puchta. Pand., § 140; Unger. System des oesterr. Privatr., I, § 61; Kohler. Gesammelte Beiträge zum Civilprocess, 1894, S. 1–9, 39–42; Gierke. Deutsches Privatrecht, I, 1895, § 29.
[3] Еще больше ограничений абсолютности вещных прав встречается в иностранных кодексах. Unger. System des oester. Privatr., I, стр. 518, 519.
[4] Feuerbah. Civilist. Versuche, 1803,VIII, 261 ff.
[5] Fuchs. Das Wesen der Dinglichkeit, 1869, § 3. Сходное мнение высказал Oertmann (Iahrb. für. Dogm., XXXI B.).
Фактические основания абсолютности вещного права Текст научной статьи по специальности «Право»
На примере вещных правоотношений рассматриваются особенности фактических оснований абсолютного правоотношения . Указывается, что в силу публичности вещного правоотношения юридические факты, лежащие в его основании, должны быть доступны для восприятия всеми иными лицами. В качестве юридических фактов, обеспечивающих публичность вещного права , рассмотрены владение и регистрация . Автор указывает, что в отношении движимых вещей публичность права собственности обеспечивает владение . Отмечено, что обеспечение публичности вещных прав на недвижимые вещи, в силу их сущности, может достигаться только посредством регистрации , ввиду чего необходимо обеспечение абсолютной достоверности реестра прав на недвижимости.
Похожие темы научных работ по праву , автор научной работы — Карпов Д.М.
ACTUAL BASIS OF PROPERTY RIGHT ABSOLUTENESS
On the example of property relations , the peculiarities of the actual grounds of an absolute legal relationship are considered. It is indicated that, by virtue of publicity of the property relationship, the legal facts underlying it must be available for perception by all other persons. Possession and registration are considered as legal facts ensuring the publicity of property rights . The author points out that with respect to movables, the publicity of the right of ownership provides possession. It is noted that the provision of publicity of real rights to immovable things, by virtue of their essence, can be achieved only by registration , which is why it is necessary to ensure the absolute reliability of the register of rights to real estate.
Текст научной работы на тему «Фактические основания абсолютности вещного права»
ФАКТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ АБСОЛЮТНОСТИ ВЕЩНОГО ПРАВА
Ассистент кафедры гражданского права
Уральский государственный юридический университет 620137, Россия, г. Екатеринбург, ул. Комсомольская, 21 E-mail: dmitrij_karpov91 @mail.ru
Аннотация: на примере вещных правоотношений рассматриваются особенности фактических оснований абсолютного правоотношения. Указывается, что в силу публичности вещного правоотношения юридические факты, лежащие в его основании, должны быть доступны для восприятия всеми иными лицами. В качестве юридических фактов, обеспечивающих публичность вещного права, рассмотрены владение и регистрация. Автор указывает, что в отношении движимых вещей публичность права собственности обеспечивает владение. Отмечено, что обеспечение публичности вещных прав на недвижимые вещи, в силу их сущности, может достигаться только посредством регистрации, ввиду чего необходимо обеспечение абсолютной достоверности реестра прав на недвижимости. Ключевые слова: абсолютное правоотношение; вещное правоотношение; публичность вещного права; владение; регистрация
ACTUAL BASIS OF PROPERTY RIGHT ABSOLUTENESS
Ural State Law University
21, Komsomolskaya st., Yekaterinburg, Russia, 620137 E-mail: dmitrij_karpov91 @mail.ru
© Карпов Д. М., 2019
Abstract: on the example of property relations, the peculiarities of the actual grounds of an absolute legal relationship are considered. It is indicated that, by virtue ofpublicity of the property relationship, the legal facts underlying it must be available for perception by all other persons. Possession and registration are considered as legal facts ensuring the publicity of property rights. The author points out that with respect to movables, the publicity of the right of ownership provides possession. It is noted that the provision of publicity of real rights to immovable things, by virtue of their essence, can be achieved only by registration, which is why it is necessary to ensure the absolute reliability of the register of rights to real estate.
Keywords: absolute legal relations; property relations; publicity of property rights; ownership; registration
Абсолютные правоотношения традиционно являются одной из ключевых категорий гражданского права и находятся в центре юридического обсуждения. Вместе с тем в последнее время данная тема получает особую актуальность ввиду постановки вопроса о возможности защиты субъективного права, являющегося элементом относительного отношения, против всех иных лиц1. В то же время такой смелый шаг не представляется возможным без детального рассмотрения юридической конструкции абсолютного правоотношения.
Несмотря на то обстоятельство, что теория правоотношения, как уже отмечалось выше, являлась и является одной из самых популярных в отечественной юриспруденции, некоторые вопросы все же не получили достаточного внимания. В частности, к таковым, по нашему мнению, относится вопрос фактического основания абсолютного правоотношения.
Предпримем попытку рассмотреть особенности фактических оснований абсолютного правоотношения на примере вещного права как исторически первого абсолютного отношения, центральным элементом которого являлась защита против всех (erga omnes).
1 Обсуждение данного вопроса началось еще в советской юриспруденции: См., например: Агар-ков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М., 1940. С. 26-27; Райхер В. К Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. 1928. Вып. 1. С. 297; Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951. С. 33-37. Основные современные публикации, посвященные указанной теме см.: Алоян А. Э. Модели абсолютной защиты обязательственных прав // Закон. 2015. № 8. С. 138-146; Синицын С. А. Абсолютная защита относительных прав: причины, последствия и соотношение с принятой классификацией субъективных прав // Вестник гражданского права. 2015. № 1. С. 7-44. Также: Материалы круглого стола «Допустимы ли абсолютная защита и противопоставимость обязательственных прав?» URL: http://m-logos.ru/img/Anons_kruglogo_stola_22.09.14.pdf (дата обращения: 20.01.2019).
Под абсолютностью вещного правоотношения понимается наличие у всех иных субъектов права (помимо управомоченного) пассивной обязанности воздерживаться от действий, нарушающих субъективное вещное право управомоченного лица. Поскольку обязанное лицо не должно совершать никаких активных действий, то справедливо допустить, что вещные права могут возникать, существовать и прекращаться помимо воли указанных субъектов.
Вместе с тем противопоставление вещного права неопределенному кругу лиц, не может не затрагивать интересы обязанного субъекта соответствующего правоотношения. В связи с этим Р. Циммерманн отмечал, что вещные права не должны приобретаться и отчуждаться тайно от всех2. Обязанный субъект должен иметь возможность знать о наличии вещного права по поводу какой-либо конкретной вещи, дабы не посягать на это право, а также знать о субъекте, управомоченном на совершение определенных действий с вещью (в частности, при желании приобрести вещь в собственность). Публичность вещных прав также следует из правового принципа, без которого не представляется возможным помыслить правовое государство: субъект права не может считаться обязанным, если ему не известно о лежащей на нем обя-занности3. При этом субъект права должен знать о наличии у него конкретной субъективной обязанности. Обратные же ситуации, когда субъект права привлекается к ответственности за невыполнение обязанностей, о которых ему не было известно, не могут рассматриваться в качестве правовых.
Таким образом, конкретное вещное право должно быть доступно к восприятию обязанными субъектами. В литературе указанный принцип получил наименование публичности вещного права.
Идею публичности вещного права можно увидеть уже в римской юриспруденции, так как именно там появились способы возникновения права собственности (mancipatio, in jure cessio), представляющие собой действия, совершаемые в присутствии иных лиц, т. е. публично. Вместе с тем свое оформление указанная идея получила в трудах немецких ученых, поэтому наиболее ярко она представлена в законодательстве стран, относящихся к германской правовой семье. Х. Крюкман и Ф. Регельсбергер в своих трудах отмечали, что публичность вещного права объективно необходима и присуща
2 Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. 1996. P. 271.
3 Латыев А. Н. Регистрация прав на недвижимое имущество и владение: соотношение и влияние на оборот недвижимости // Объекты гражданского оборота: сб. ст. / отв. ред. М.А. Рожкова. М., Статут 2007. С. 420.
4 Регельсбергер Ф. Общее учение о праве. 1897. С. 246.
Кроме того, данная идея ввиду значительного влияния германской теории на дореволюционную цивилистику получила выражение в проектах Вотчинного устава и Гражданского уложения Российской империи, а также нашла поддержку среди отечественных ученых. Так, Б. Б. Черепахин, рассматривая вопрос о защите добросовестного приобретателя, отмечал, что наиболее распространенной теорией, которая обосновывает защиту добросовестного приобретателя собственности от неуправомоченного отчуждателя, является теория публичности вещного права5. Указанную позицию поддерживал И.А. Покровский, который также отмечал важность узаконения доверия к внешним фактам, отражающим принадлежность вещного права конкретному субъекту6.
Тема публичности вещных прав упоминается и в современной юри_ дической литературе, в частности касались данной темы А. Б. Бабаев7, С. А. Бабкин8.
Представляется интересной точка зрения А. Н. Латыева, который отмечал, что знание обязанных субъектов вещного права о лежащих на них обязанностях достигается посредством принципа превенции, который предполагает соответствующее уведомление. Именно принцип превенции в его последовательном проведении превращается в требование публичности вещного права9. Публичность вещного права, в свою очередь, заключается в том, что возникновение, прекращение и переход прав на него обусловлены совершением актов, которые позволяют иным лицам убедиться в принадлежности права конкретному субъекту.
Вместе с тем необходимо отметить, что принцип публичности сопровождает вещное право не только при его переходе от одного субъекта к другому, но также и в период принадлежности конкретного вещного права конкретному субъекту.
Таким образом, публичность вещного права предполагает наличие в основании его возникновения, прекращения, а также в период принадлежности конкретному субъекту юридических фактов, которые доступны к восприятию всеми иными лицами.
При этом необходимо заметить, что признак публичности не является признаком относительных отношений в силу того, что в их рамках обязанный
5 Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском праве // Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 198.
6 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998. С. 192.
7 Бабаев А. Б. Система вещных прав: монография. М.: Волтерс Клувер, 2006. С. 69.
8 Бабкин С. А. Основные начала организации оборота недвижимости. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001. С. 82.
9 Латыев А. Н. Указ. соч. С. 420.
субъект непосредственно воспринимает юридический факт, на основании которого у него возникает обязанность (в большинстве ситуаций обязанность возникает в том числе в результате действий обязанного субъекта, как, например, при совершении лицом сделки). Кроме того, в силу своей сущности юридические факты, являющиеся основаниями для возникновения относительных отношений, недоступны для других лиц. Действительно, одним из самых распространенных оснований возникновения относительных отношений в частном праве являются сделки, которые, как правило, совершаются без участия иных лиц и не могут стать им известны при обычных обстоятельствах.
В то же время анализ действующего законодательства позволяет сделать вывод о наличии в основании любого абсолютного правоотношения публичных юридических фактов. Так, например, личные неимущественные права возникают из факта существования личности (факта рождения), авторские права — из факта создания произведения, который в большинстве ситуаций также понятен; все указанные факты доступны для восприятия всеми субъектами соответствующего правопорядка.
Подводя итог изложенному выше, необходимо отметить, что признак публичности вещного права предполагает наличие юридических фактов, которые: во-первых, поименованы в законе; во-вторых, сами по себе открыты к тому, чтобы быть обнаруженными иными лицами (в противном случае они не достигают целей публичности).
Публичность вещного права может быть обеспечена следующими способами: владение и регистрация права10.
Способом, обеспечивающим публичность вещных прав на движимость, традиционно признается владение11.
Владелец вещи в подавляющем большинстве случаев имеет права на нее, и в силу этого именно владение признается наиболее естественным символом вещного права, которое Р. Йеринг определил как «видимость собственности»12. Ф. Бернгефт и Й. Колер определяли социальный момент владения как отношение лица к вещи, зримое всем третьим лицам13. Р. Салейль,
10 Бабаев А. Б. Указ. соч. С. 69.
11 Черепахин Б. Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Черепахин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 262-265.
12 ИерингР. Об основании защиты владения. М., 1883. С. 149.
13 Бернгефт Ф., Колер И. Гражданское право Германии. СПб., 1910. С. 125.
обсуждая владение, отмечал, что оно является публичностью в ее элементарной форме14.
В отношении недвижимых вещей публичность, как правило, достигается регистрацией права15, означающей замену фактических действий субъекта, направленных на обеспечение публичности, записью в реестре.
Остановимся на рассмотрении указанных способов.
1. Владение. Указав на владение как на один из способов достижения публичности вещного права, необходимо определить владение в таком качестве.
Традиционным считается определение владения, берущее свое начало в римской юриспруденции, согласно которому владение есть защищенная тесная материальная связь лица с вещью (corpus possessionis — объективная сторона владения), сопряженное с намерением обладать вещью (animus possidentis — субъективная сторона владения)16. С помощью указанной формулы в римском праве проводилась грань между детентором, который не имел субъективной стороны владения и, следовательно, не мог его защищать, и владельцем, имеющим возможность защиты владения ввиду присутствия субъективной стороны17.
Вместе с тем данный подход подвергался и подвергается критике. В частности, под давлением научного авторитета Р. Йеринга, считавшего указание на субъективную сторону неправильным прочтением римских текстов, из Германского гражданского уложения (далее — ГГУ) исчезло указание на субъективную сторону владения, и в настоящий момент в ГГУ говорится о достижении фактической власти18.
Однако необходимо отметить, что определение категории владения, содержащееся в ГГУ, имеет указание не просто на обладание вещью, а на нахождение вещи во власти лица, т.е. обладание особого рода, одним лишь пространственным нахождением вещи не исчерпывающееся.
В связи с указанным представляется, что субъективный момент владения отражает не внутреннее волевое отношение лица к фактическому господ-
14 Черепахин Б. Б. Юридическая природа. С. 262-265.
15 Волочай Ю. А. Приобретение права собственности на недвижимое имущество по договору: сравнительный анализ законодательства России и Германии. М.: Статут, 2013. С. 5.
16 Дождев Д. В. Римское частное право. М.: Норма, 2008. С. 213. Вместе с тем само римское право допускало отступления от указанной формулы. Так, согласно римскому праву, владельческую защиту получали прекаристы, секвестарии и залогодержатели.
17 Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского. М.: Юристъ, 1994. С. 94.
18 Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики: в 2 т. / под общ. ред. А. В. Белова. М.: Юрайт, 2016. Т. 2. С. 52.
ству над вещью, а внешнее свойство этого господства. Таким образом, субъект может устанавливать телесную, материальную связь с вещью, однако не быть ее владельцем, при этом становится он владельцем не в результате своего внутреннего намерения обладать вещью, а в результате того, что установленная связь ввиду его действий приобретает характер владения, т. е. субъективный момент владения выражается объективно. Представляется, что именно такое объединение animus и corpus содержится в определении владения, предлагаемом Д. Д. Гриммом, понимавшим владение как фактическую принадлежность вещи к хозяйственной обстановке лица. Указанный подход, вводя критерий относимости вещи к хозяйственной обстановке субъекта, позволяет иным лицам установить факт владения вещью. Действительно, участники оборота в абсолютном большинстве ситуаций безошибочно определяют владельца вещи именно по критерию относимости к хозяйственной обстановке, представления о которой, в свою очередь, формируются в обществе под влиянием исторических и культурных факторов.
Необходимо отметить, что владение, как одно из правомочий субъекта вещного права, концентрирует в себе сущность вещного права, так как именно в рамках его реализации достигается публичность, являющаяся, в свою очередь, обязательным атрибутом абсолютности. Действительно, возможность пользования вещью реализуема и в рамках относительного отношения, а возможность распоряжения, по общему правилу, принадлежит носителю всякого субъективного права. Представляется, что правомочие владения есть возможность совершения лицом факта, обеспечивающего публичность принадлежащего управомоченному субъекту вещного права.
Владение как способ обеспечения публичности вещного права реализуемо, прежде всего, применительно к движимым вещам. Именно движимая вещь в силу своей сущности может быть объектом фактического воздействия, внешнее проявление которого будет доступно к восприятию всеми иными лицами. Именно движимые вещи собственник располагает своими действиями в своей хозяйственной обстановке, тем самым отграничивая их от иных вещей, которые ему не принадлежат.
Выразим мнение, что факт владения имеет двоякое юридическое значение.
Во-первых, владение является фактическим основанием, опираясь на которое, иные лица воздерживаются от действий, нарушающих субъективное вещное право управомоченного субъекта. Примечательно, что в данном контексте владение не обязательно должно связывать вещь и конкретное лицо, которому она принадлежит. В большинстве ситуаций субъект делает вывод о принадлежности вещи кому-либо на основании анализа обстановки, в кото- 46 —
рой находится вещь, в том числе в отсутствие ее владельца. В таком случае, для того чтобы не нарушать чужое вещное право, не нужно устанавливать, кому принадлежит вещь, достаточно знать, что вещь вообще кому-то принадлежит. Вместе с тем для движимой вещи, которая не находится во владении какого-либо лица, законодательством предусмотрены возможности приобретения права собственности на них (ст. 221, 225, 226, 228, 231, 233 ГК РФ).
Во-вторых, владение легитимирует собственника вещи — т.е. для каждого добросовестного лица владелец вещи презюмируется ее собственником. Соответственно, переход права собственности на вещь в целях защиты стабильности оборота должен быть сопряжен с переносом легитимирующего символа.
Необходимо подчеркнуть, что владение всегда презюмирует собственность на движимую вещь, но не ограниченное вещное право на нее. Об этом свидетельствует отсутствие в западных правопорядках (за редким исключением) категории ограниченных вещных прав на движимые вещи. Исключения составляют, пожалуй, только законодательства России и Нидерландов, в которых существует возможность посредством регистрации установить вещ-но-правовой залог движимостей.
Легитимационное значение владения, а также требование публичности вещного права предполагают возможность перехода вещного права на движимую вещь только посредством передачи владения. Нужно отметить, что в большинстве правопорядков переход права собственности на движимые вещи происходит в силу передачи (traditio)19. Traditio, имея целью изменение управомоченного субъекта вещного правоотношения, предполагает перемещение вещи из владения одного субъекта во владение другого. Представляется, что последовательное проведение принципа публичности вещного права делает более предпочтительным подход, согласно которому передача признается абстрактной сделкой20, так как все иные лица в таком случае могут ориентироваться на очевидный для всех факт поступления вещи в хозяйственную обстановку определенного лица. В то же время обстоятельства, которые недоступны для восприятия участникам оборота (в частности, обязательственная сделка), не повлияют на отношения между отчуждателем и приобретателем. В силу указанного, у вступающих в отношения с собственником лиц меньше оснований опасаться истребования приобретенного имущества.
19 Gai., 2 rer. cott., D. 41,1,9,3.: «Те же вещи, которые становятся нашими посредством передачи, приобретаются нами в собственность по всеобщему праву: ведь нет ничего столь же соответствующего естественной справедливости, как придать юридическую силу воле собственника, желающего перенести свою вещь на другого».
20 Василевская Л. Ю. Учение о вещных сделках по германскому праву. М., 2004. С. 18.
Отечественное законодательство в п. 1 ст. 223 ГК РФ в качестве общего правила возникновения права собственности на вещь также устанавливает traditio, но при этом допускает возможность перенесения права собственности иным образом, определенным соглашением сторон. Вместе с тем представляется, что соглашение сторон о переходе собственности без передачи вещи также не будет иметь вещно-правового эффекта. Б. Л. Хаскельберг и В. В. Ровный определяют такого рода вещный договор как «договор с отодвинутым эффектом», окончательно вступающий в силу лишь с момента передачи вещи21. Действительно, представляется, что лицо, которое якобы стало собственником вещи в силу соглашения, но не получило владение вещью, будет защищать свое право посредством иска об исполнении обязательства в натуре, по ст. 398 ГК РФ.
Кроме того, владение, легитимируя собственника движимой вещи, играет ключевую роль при ограничении виндикации движимых вещей.
Б. Б. Черепахин указывал, что в условиях развитого рыночного оборота право должно защищать того, кто полагался на владение вещью, так как по внешним признакам такое лицо не отличается от собственника. Третьи лица, действуя сообразно ситуации обмена товара на рынке, не могут обнаружить отсутствия у него права собственности22. Именно идея публичности вещного права стала фундаментом ограничения виндикации, получившим закрепление в ГК РСФСР 1922 г., а также в последующих отечественных кодификациях.
2. Регистрация. Частным правом на регистрацию возложена функция обеспечения публичности субъективных прав в том случае, когда фактическими действиями достичь этого не представляется возможным. Например, нельзя совершать фактические действия в отношении res incorporales, поэтому оборот прав на доли в обществах на некоторые результаты интеллектуальной деятельности подлежит регистрации.
Вместе с тем регистрация вещных прав, пожалуй, имеет наиболее богатую историю и намного чаще являлась предметом оживленных споров цивили-стов23. Можно выделить две основные причины появления указанного способа:
1) несостоятельность владения в качестве факта легитимирующего собственника вещи. И. А. Базанов, описывая состояние оборота прав на недвижимое имущество во Франции XVII века, отмечал, что лица, приобретающие зе-
21 Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. Консенсуальные и реальные договоры в реальном праве. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003. С. 67-85.
22 Черепахин Б. Б. Юридическая природа. С. 262.
23 Данной теме посвящены работы как дореволюционных ученых (И. А. Базанов, В. Б. Ельяше-вич и др.), так и современных цивилистов (С. А. Бабкин, Р. С. Бевзенко, Ю. Б. Волочай, А. Н. Латыев, Е. Ю. Петров).
мельные участки в собственность, не могли быть уверены в том, что земля действительно принадлежала лицу, с которым заключалась сделка24;
2) владение в силу своей сущности может обеспечить публичность только права собственности, в то время как ограниченные вещные права на недвижимые вещи (особенно ипотека) по мере развития экономики европейских стран становились все более и более востребованными. В частности, В. Б. Ельяшевич и И. А. Базанов, рассматривая причины возникновения регистрационных систем, указывали на востребованность публичного ипотечного обеспечения прав кредиторов: «. запутанная и также негласная ипотечная система вызвали то, что . оборот недвижимостей и реальный кредит превратился буквально в азартную игру. Никто, приобретая имение, не был уверен в том, что цена имения уже не поглощена всецело ипотеками.»25
Вместе с тем регистрация не везде выполняет одинаковую роль. В рамках так называемой французской регистрационной системы регистрация подтверждает уже существующее вещное право, делая его противопоставимым всем иным лицам, в то время как германская регистрационная система предполагает возникновение вещного права только в момент внесения записи о нем в реестр прав на недвижимое имущество, ставя знак равенства между записью в реестре и вещным правом. Необходимо отметить, что в Германии последовательно проводится идея абстрактности вещного договора: запись, внесенная в реестр, абстрактна, т.е. не зависит от основания ее внесения за исключением случаев, когда недвижимость выбывает помимо воли собствен-ника26. Принцип абстрактности в совокупности с нотариальной формой совершения обязательственной сделки, направленной на отчуждение права, создает максимальную степень публичной достоверности реестра прав на недвижимое имущество в Германии. В то же время во Франции реестр допускает существование вещного права без внесения информации о нем в ре-
Принято считать, что российское право придерживается германской системы регистрации прав, однако переход вещного права в отечественном правопорядке является действительным только при наличии действительного основания такого перехода (это следует из п. 6 ст. 8.1, п. 1 ст. 167, ст. 302 ГК
24 Базанов И. А. Происхождение современной ипотеки. Новейшие течения в вотчинном праве в связи с современным народным хозяйством. М.: Статут, 2004. С. 142.
25 Ельяшевич В. Б. Избранные труды о юридических лицах, объектах гражданских правоотношений и организации их оборота. М., 2007. Т. 2. С. 308.
26 Волочай Ю. А. Приобретение права собственности на недвижимое имущество по договору: сравнительный анализ законодательства России и Германии. М.: Статут, 2013. С. 84.
27 Губарева А. В., Латыев А. Н. Правовой режим недвижимости по законодательству зарубежных стран: учеб. пособие. Екатеринбург, 2009. С. 62, 69.
РФ), в связи с чем справедливым является утверждение об отсутствии публичной достоверности реестра прав на недвижимое имущество28. Кроме того, по российскому праву регистрация прав на недвижимое имущество знает ряд исключений. Так, в соответствии с п. 4 статья 1152 ГК РФ, принятое наследство считается принадлежащим наследнику со дня открытия наследства, независимо от момента его принятия. Таким образом, когда запись наследника о возникшем праве вносится в реестр, эта запись лишь подтверждает возникшее право. Еще одним исключением, согласно постановлению Пленума Верховного Суда РФ № 10, Пленума ВАС РФ № 22 от 29 апреля 2010 г. (ред. от 23.06.2015) «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав», является реорганизация юридического лица на основании универсального правопреемства. Помимо названных исключений, исключениями также являются совместная собственность супругов и права, возникшие до введения реестра прав на недвижимое имущество29.
Вместе с тем если регистрация в российском правопорядке не обеспечивает публичность вещного права, то должен быть иной знак, оповещающий всех иных лиц о наличии вещного права на недвижимое имущество.
Представляется весьма сомнительным привлекать для выполнения этой функции владение, так как несостоятельность владения в данном качестве и послужила причиной появления регистрационных систем. Кроме того, среди различных точек зрения на владение недвижимостью нет какого-либо универсального подхода, на который могли бы ориентироваться участники оборота. В частности, сочинения римских юристов показывают, что в Риме владение недвижимостью носило в большей степени субъективный характер, т.е. не имело качеств, доступных восприятию иными лицами30.
В отечественной литературе и судебной практике наиболее часто владение недвижимостью определяется по наличию у лица одновременно возможности самостоятельного доступа к объекту и возможности ограничить или преградить доступ всем третьим лицам к объекту31. Однако применение данного подхода может вызвать значительные трудности в ряде достаточно часто встречающихся ситуаций. Например, в том случае, когда отчуждению подлежит значительный по протяженности земельный участок, не совсем по-
28 Бевзенко Р. С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2011. № 5. С. 6.
29 Бевзенко Р. С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2012. № 1. С. 56.
30 Дождев Д.В. Указ. соч. С. 213.
31 Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики: в 2 т. Т. 2. С. 76-77.
нятно, что будет пониматься под возможностью ограничить доступ к нему и, самое главное, непонятно, как это будет легитимировать субъекта. Кроме того, на большое количество земельных участков, являющихся предметом гражданско-правовых сделок, доступ имеет неопределенный круг лиц. Таким образом, представляется, что такой подход не может являться удовлетворительным решением проблемы.
Необходимо признать, что на практике часто встречаются ситуации, когда определение владения недвижимой вещью крайне затруднено. Именно это обстоятельство когда-то и побудило цивилистов прибегнуть к системе регистрации для недвижимости. Кроме того, необходимо отметить, что фактические свойства движимых вещей предполагают наличие у собственника реальной возможности защитить вещь от посягательств иных лиц (например, поместить вещь в защищенное место, носить с собой и т. д.), и если собственник этого не сделал, то допустимо возложить на него негативные последствия этого; в отношении недвижимых вещей такая возможность зачастую отсутствует, если мы, конечно, не имеем в виду времена, когда земля принадлежала определенной немногочисленной социальной группе, способной иметь вооруженные отряды для защиты своих владений (видимо, поэтому в Средние века регистрация и не была нужна).
Также в последнее время часто высказывается мнение о том, что обязанные субъекты вещного правоотношения помимо регистрации должны изучать широкий круг обстоятельств, имеющих значение для совершаемой сделки (в частности, договоры продавца, по которым тот приобрел соответствующее вещное право, владение недвижимой вещью и иные обстоятельст-ва)32. Вместе с тем данный подход также вызывает сомнения. Прежде всего, остается непонятным, как справиться с выполнением таких требований лицу, не искушенному в юриспруденции, а также как ему зафиксировать результаты своих действий для использования в возможных последующих судебных спорах? Вряд ли возложение такого бремени на участников оборота является справедливым. Тем более, что в таком случае остается непонятным смысл существования регистрационной системы: при ее наличии участники оборота все равно должны принимать во внимание все возможные и заранее неопределенные обстоятельства.
32 Согласно материалам научного круглого стола «Момент возникновения и перехода прав и модели регистрационной системы: принцип внесения vs. принцип противопоставимости»; данной точки зрения придерживается М. А. Церковников. URL: http://www.mlogos.ru/ publica-tions/nauchnyi_kruglyi_stol_moment_vozniknoveniya_i_perehoda_prav_i_modeli_registracionnoi_si stemy_princip_vneseniya_vs_princip_protivopostavimosti/ (дата обращения: 21.01.2019).
Кроме того, зачастую рассматриваемый подход опирается на утверждение о том, что регистрация прав на недвижимое имущество по германской модели игнорирует краеугольный камень частного права — волю субъектов частного права, заменяя ее регистрацией, что зачастую ведет к очевидно несправедливым результатам по отношению к участникам оборота. Однако необходимо учесть и то обстоятельство, что субъекты частного права, прежде всего, нуждаются в четких и ясных правилах, по которым будет осуществляться оборот прав на недвижимое имущество. Вместе с тем, наличие регистрационной системы и одновременно предъявление к участникам оборота требования о необходимости проверять титул собственника самостоятельно делают ситуацию прямо противоположной, что нужно отметить, также не является справедливым по отношению к участнику оборота. Очевидно, это лицами, отстаивающими рассматриваемый подход, не учитывается.
Представляется, что порядок регистрации прав на недвижимое имущество по модели, заложенной в германском законодательстве, где обеспечена абсолютная достоверность реестра, позволяет оптимизировать правотворчество в направлении создания объективных и доступных пониманию участников оборота правил, соблюдение которых будет приводить к прогнозируемому результату. Безусловно, этот шаг является крайне серьезным и требует как юридической, так и организационной проработки, однако он должен быть выбран в качестве безальтернативной цели, так как недопустима ситуация, сложившаяся в современном правопорядке, когда при наличии регистрации прав на недвижимое имущество участники оборота должны ориентироваться на иные обстоятельства, относительно сущности которых нет четкого представления даже среди цивилистов.
В заключение необходимо подчеркнуть, что публичность является принципом вещного права, логически вытекающим из самой его сущности. Публичность может быть обеспечена только теми юридическими фактами, которые доступны для восприятия обязанных субъектов. В рамках вещного права таковыми являются владение в отношении движимых вещей и регистрация в отношении недвижимых.
При этом юридический факт владения совершается посредством действий субъекта и формируется в обществе исторически, в то время как регистрация представляет собой символ, заменяющий указанные действия.
Представляется, что особенности фактических оснований публичности вещного права, обусловленные его абсолютностью, делают невозможным абсолютную защиту обязательственных прав без их регистрации или придания им публичности иным способом. Вместе с тем защита обязательственного отношения от посягательств не участвующих в них субъектов возможна, однако основания такой защиты и сама юридическая конструкция не охватываются понятием абсолютности, а представляют собой иное правовое явление, которое нуждается в самостоятельной разработке.
Агарков М. М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.,
Алоян А. Э. Модели абсолютной защиты обязательственных прав // Закон. 2015. № 8.
Бабаев А. Б. Система вещных прав: монография. М.: Волтерс Клувер,
Бабкин С. А. Основные начала организации оборота недвижимости. М.: Центр ЮрИнфоР, 2001.
Базанов И. А. Происхождение современной ипотеки. Новейшие течения в вотчинном праве в связи с современным народным хозяйством. М.: Статут, 2004.
Бевзенко Р. С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2011. № 5.
Бевзенко Р. С. Государственная регистрация прав на недвижимое имущество: проблемы и пути решения // Вестник гражданского права. 2012. № 1. Бернгефт Ф., Колер И. Гражданское право Германии. СПб., 1910. Василевская Л. Ю. Учение о вещных сделках по германскому праву. М., 2004.
Волочай Ю. А. Приобретение права собственности на недвижимое имущество по договору: сравнительный анализ законодательства России и Германии. М.: Статут, 2013.
Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики: в 2 т. / под общ. ред. А. В. Белова. М.: Юрайт, 2016. Т. 2.
Губарева А. В., Латыев А. Н. Правовой режим недвижимости по законодательству зарубежных стран: учеб. пособие. Екатеринбург, 2009. Дождев Д. В. Римское частное право. М.: Норма, 2008. Ельяшевич В. Б. Избранные труды о юридических лицах, объектах гражданских правоотношений и организации их оборота. М.: Статут, 2007. Т. 2. ЙерингР. Об основании защиты владения. М., 1883. Латыев А. Н. Регистрация прав на недвижимое имущество и владение: соотношение и влияние на оборот недвижимости // Объекты гражданского оборота: сб. ст. / отв. ред. М. А. Рожкова. М.: Статут, 2007.
Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут,
Райхер В. К. Абсолютные и относительные права // Известия экономического факультета Ленинградского политехнического института. Л., 1928. Вып. 1.
Регельсбергер Ф. Общее учение о праве. 1897.
Римское частное право / под ред. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского. М.: Юристъ, 1994.
Синицын С. А. Абсолютная защита относительных прав: причины, последствия и соотношение с принятой классификацией субъективных прав // Вестник гражданского права. 2015. № 1.
Флейшиц Е. А. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951.
Хаскельберг Б. Л., Ровный В. В. Консенсуальные и реальные договоры в реальном праве. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2003.
Черепахин Б. Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М. : Статут, 2001.
Черепахин Б. Б. Виндикационные иски в советском праве // Черепа-хин Б.Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001.
Zimmermann R. The Law of Obligations. Roman Foundations of the Civilian Tradition. 1996.
^ Информация для цитирования
^ Карпов Д. М. Фактические основания абсолютности вещного права // ^ Ex jure. 2019. № 2. C. 40-54. DOI: 10.17072/ 2619-0648-2019-2-40-54.
Karpov D. M. Actual Basis Of Property Right Absoluteness. Ex jure. 2019. № 2. PP. 40-54. (IN RUSS.). DOI: 10.17072/ 2619-0648-2019-2-40-54.
§1.2. Абсолютность вещных прав
А. Понятие абсолютного права. Вещные права традиционно считаются абсолютными, т.е. накладывающими на всех третьих 1 лиц пассивную обязанность не препятствовать управомоченному в осуществлении его права. Коль скоро вещное право налагает обязанность на всех лиц, то и нарушено оно может быть любым из них, а его носителю, соответственно, предоставляется абсолютная, действующая erga omnes 2 защита. В этом видится первейшее следствие признания вещных прав абсолютными. Кроме того, абсолютность вещных прав проявляется в так называемом праве следования, в силу которого смена собственника имущества никоим образом не влияет на существование и содержание ограниченных вещных прав на это имущество. И это неудивительно, ведь носители таких прав состоят не в относительном правоотношении с собственником, а в абсолютном – со всеми подчиненными данной правовой системе лицами, в число которых входят и прежний, и новый собственники.
Существует, правда, и другое представление об абсолютных правах, в рамках которого они противопоставляются не относительным, а ограниченным. Это представление наиболее распространено в странах романской правовой семьи 3 и берет свое начало, вероятно, от формулировки ст.544 ФГК: «Собственность есть право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом…», однако и германской цивилистической доктрине известно деление вещных прав на абсолютные и ограниченные 4 . Отождествление абсолютности и полноты права приводит современных исследователей к выводу о том, что растущее число ограничений (в первую очередь административных) в осуществлении права собственности лишает его абсолютного характера 1 . Очевидно, что данный подход к понятию абсолютного права нисколько не помогает нам в решении задачи разграничения вещных и обязательственных прав. Объем того или иного права, разумеется, имеет значение, однако во избежание терминологической путаницы по этому критерию стоило бы выделять не абсолютные и ограниченные, а полные и ограниченные права, как это делают некоторые современные западноевропейские юристы 2 . В дальнейшем в настоящей работе абсолютные права будут противопоставляться относительным, а основанием этого деления будет выступать не полнота или ограниченность содержания того или иного права, а неопределенность или определенность обязанных субъектов правоотношения.
Необходимо заметить, что и в рамках традиционного подхода к понятию абсолютных прав имеются некоторые различия. Так, В.А. Дозорцев, обсуждая права хозяйственного ведения и оперативного управления, пишет: «Вещное право относится к абсолютным правам, оно должно быть самостоятельным и независимым от других прав, хотя бы тоже имеющих абсолютный характер. Если владелец одного права может своим односторонним действием прекратить другое право, последнее не может считаться абсолютным и вещным» 3 . Здесь, как представляется, автор не вполне обоснованно связывает независимость права с его абсолютностью. В конечном счете, и право собственности при определенных условиях может быть прекращено односторонним действием другого лица (например, при реквизиции), но от этого оно не утрачивает своего абсолютного характера. Возможность собственника изъять имущество из оперативного управления также не безусловна: в соответствии с п.2 ст.296 ГК РФ изымаемое имущество должно быть излишним для казенного предприятия или учреждения, неиспользуемым, либо используемым не по назначению. Из хозяйственного же ведения собственник и вовсе не вправе изымать имущество, так что вполне логично предоставление носителям прав хозяйственного ведения и оперативного управления возможности защищать свои права не только против всех третьих лиц, но и против собственника имущества (ст.305 ГК РФ). «Собственник может ликвидировать организации, наделенные правом хозяйственного ведения и оперативного управления и таким образом прекратить существование этих прав. Тем самым самостоятельный характер этих прав и их вещная природа исключаются», — продолжает профессор Дозорцев 1 . С этой точки зрения вещную природу нужно бы было отрицать и в праве собственности любой коммерческой и подавляющего большинства некоммерческих организаций, которые также могут быть ликвидированы по решению их учредителей (участников). Наличие учредительских полномочий собственника в отношении учреждения или унитарного предприятия никоим образом не усомневает абсолютности прав хозяйственного ведения или оперативного управления.
В другой своей работе В.А. Дозорцев подвергает сомнению абсолютность исключительных прав, называя их ослабленными абсолютными или квази-абсолютными. Так, обсуждая право на коллективный товарный знак, он пишет: «Это исключительное право уже не может считаться абсолютным, ибо правом на использование знака, притом равным, обладают разные лица» 2 ; отказ в признании права на секреты производства абсолютным также объясняется тем, что абсолютное право может принадлежать только одному лицу 1 . Однако с такого рода утверждениями нельзя согласиться хотя бы потому, что классическое абсолютное право – право собственности – также может принадлежать одновременно нескольким лицам и от этого нисколько не теряет в своей абсолютности. Исключительные права, конечно же, отличаются от вещных, причем в некоторых вопросах весьма существенно, однако отличие это является лишь следствием отличия объектов этих двух видов прав, помимо которых к числу абсолютных принадлежат также личные неимущественные права. Все их роднит особая структура правоотношений, где конкретно определенному управомоченному субъекту противостоит заранее не определенный круг обязанных лиц, а отличают друг от друга юридически значимые особенности их объектов.
Еще один вариант деления прав на абсолютные и относительные предлагает Д.А. Малиновский, считающий неудовлетворительной традиционную классификацию по признаку определенности или неопределенности обязанных лиц и предлагающий взамен свою, основанную на особенностях юридико-фактических оснований возникновения соответствующих отношений. «Качественное различие абсолютных и относительных правоотношений заключается в принципиально отличных основаниях возникновения этих правоотношений. Относительные правоотношения возникают из таких общеизвестных юридических фактов как действия и события. Абсолютные же правоотношения возникают из особых, не относящихся ни к действиям, ни к событиям юридических фактов – состояний», — пишет автор 2 , однако, как уже было показано 3 , такое противопоставление является подменой основания деления, ибо события и действия выделяются по волевому признаку, а состояния – по временнóму. Обе классификации, как представляется, универсальны и применимы к основаниям возникновения (изменения, прекращения) любых гражданских и не только гражданских, но и вообще любых субъективных прав, в том числе и вещных, разумеется.
С точки зрения общей теории права выражение «абсолютное правоотношение» является, возможно, более корректным, чем «абсолютное право», ведь его отличительная особенность характеризует не столько право, сколько корреспондирующую ему обязанность, субъект которой заранее не определен, им выступает всякое подчиненное данной правовой системе лицо. Здесь, однако, необходимо отметить, что далеко не все исследователи рассматривают вещное право как элемент отношения его носителя ко всякому лицу. Так, существует точка зрения, согласно которой вещное право порождает отношения не между субъектами права, а отношение субъекта к объекту. Такое представление разделяли многие отечественные дореволюционные юристы 1 , однако уже в то время высказывалась противоположная точка зрения, в соответствии с которой правовое отношение всегда является отношением между субъектами 2 . В советский период отечественной истории представление о вещном праве как об отношении субъекта права к его объекту было забыто, причем не без влияния идеологических постулатов марксизма, рассматривавшего правовые отношения как вид общественных, т.е. междулюдских отношений 3 . Только в последнее время появляются работы, в которых делаются попытки реабилитировать определение вещных прав через юридическое отношение лица к вещи 1 , однако для современной отечественной юриспруденции общепризнанным по-прежнему является представление о всяком правоотношении как об отношении межсубъектном и, полагаю, отказываться от него не имеет смысла. В конечном счете, и те авторы, которые допускали возможность существования отношения между субъектом и объектом права, признавали одновременно наличие обязанности всех прочих лиц не вмешиваться в это отношение, да и сама концепция правоотношения как отношения между людьми появилась задолго до Октябрьской революции и уже к началу XX века имела немало сторонников и в России, и за ее пределами 2 . Признание того, что всякое правоотношение является отношением межсубъектным, вовсе не приводит, вопреки утверждению Р. Давида 3 , к отрицанию понятия вещного права. Таким образом, в дальнейшем, говоря о вещных правоотношениях, мы будем говорить именно об отношениях управомоченного лица к обязанным, а вовсе не к объекту права.
В соответствии с другой теорией, предложенной в свое время Д.М. Генкиным, абсолютные права существуют вне правоотношений 4 . «Всеобщая обязанность, — писал он, — устанавливается непосредственно законом, нормой права, а не является элементом бесконечного числа правоотношений с неопределенным числом лиц» 5 . Правоотношение, по мнению этого автора, всегда связывает конкретных лиц – как на управомоченной, так и на обязанной стороне, а потому всякое правоотношение является относительным, а «всеобщая взаимная связь всех лиц между собой, урегулированная правом, является общим правилом поведения, т.е. не правоотношением, а нормой права, правом в объективном смысле» 1 . Сорок лет спустя сходную точку зрения отстаивает В.А. Лапач, пишущий: «Абсолютное субъективное право может реализовываться без стороннего посредства, на наш взгляд, без правоотношения, в силу абсолютной всеобщей обязанности каждого от нарушения абсолютных прав других лиц» 2 . Меж тем, еще в 1962 году – через год после выхода в свет книги Д.М. Генкина – рассматриваемая концепция была подвергнута основательной критике Е.А. Флейшиц 3 . От себя же добавлю в защиту традиционного представления об абсолютных правах как об элементах абсолютных правоотношений следующее соображение. Всякое субъективное право, в том числе абсолютное, отличается от абстрактной правовой нормы своей конкретностью: вещное право всегда принадлежит точно определенному лицу и, что особенно важно для нас, имеет своим объектом конкретную индивидуально-определенную вещь. Обязанность всех третьих лиц заключается в воздержании от вмешательства в осуществление управомоченным своих правомочий именно в отношении данного объекта. Если мы согласимся с тем, что абсолютное право обеспечивается всеобщей обязанностью каждого не нарушать чужих абсолютных прав, то мы вынуждены будем пренебречь конкретностью объекта права. С этой точки зрения невозможным представляется описание и объяснение такого феномена, как бесхозяйное имущество. При наличии определенных условий, касающихся стоимости и некоторых иных характеристик таких вещей, в их отношении делается исключение из этой самой всеобщей обязанности, однако на то она и всеобщая, чтобы не допускать никаких исключений. А раз так, необходимо признать, что любое лицо, подчиненное действию данной правовой системы, обязано воздерживаться от нарушения не всех абсолютных прав других лиц в целом, а каждого из них в отдельности. И наоборот: всякий управомоченный абсолютным правом находится в отношении со всяким прочим субъектом, входящим в заранее не определенный круг обязанных лиц. Абсолютные права, следовательно, как и всякие другие, могут существовать только как элементы правоотношения, в данном случае абсолютного.
Б. Содержание абсолютного правоотношения. Содержание всякого правоотношения составляют права и обязанности его участников. Начнем с обязанностей, поскольку право всегда направлено на обеспечение определенного поведения обязанных лиц, для совершения самостоятельных действий человек не нуждается в праве. Для совершения собственных действий человеку вполне хватает его собственных психических и физических сил, право же, как явление социальное, предоставляет ему возможность требовать определенного поведения от других, в частности, когда речь идет о «праве на собственные действия», — требовать от обязанных лиц не чинить ему препятствия в совершении этих действий 1 .
Как раз такая ситуация складывается в абсолютных правоотношениях. Общепризнанно, что обязанность здесь является пассивной и заключается в несовершении действий, препятствующих управомоченному абсолютным (в том числе вещным) правом в осуществлении его правомочий 2 . Относительное же правоотношение может накладывать на своих участников обязанности и активного, и пассивного типа. Положительное обязывание к совершению активных действий представляется невозможным в отношении неопределенного круга лиц, поскольку исполнение такой обязанности возможно только путем совершения конкретными лицами дискретных поведенческих актов. Только бездействие может рассматриваться как непрерывно длящееся поведение и только его можно ожидать от безликой массы обязанных лиц в абсолютном правоотношении.
В отдельных случаях из этой массы может выделиться конкретный субъект, на которого будет возложена обязанность по совершению активных действий в пользу управомоченного, однако само такое выделение окажется новым юридическим фактом, породившим новое – относительное — правоотношение между управомоченным и этим «выделившимся» субъектом. Так происходит, например, при нарушении вещного права, которое, являясь деянием противоправным, породит новое – охранительное – правоотношение между нарушителем и носителем вещного права, которое, как всякое охранительное отношение, будет относительным и в рамках которого может быть возложена обязанность совершать активные действия по устранению нарушения или его последствий.
Невозможность наложения в рамках абсолютного правоотношения обязанности совершать активные действия может быть проиллюстрирована следующим примером из истории отечественного права. Ст.131 Конституции СССР 1936 г. возлагала на каждого гражданина СССР обязанность беречь и укреплять социалистическую собственность, что, например, дало Б.Б. Черепахину основание писать: «Если по общему правилу право собственности защищается только против незаконных посягательств, то здесь возлагается на каждого гражданина СССР положительная обязанность заботиться об общественной социалистической собственности» 1 , однако более детальное изучение вопроса дает основание считать названную статью не правовой нормой, а политической декларацией, хотя и имевшей существенное значение в конкретных исторических условиях. Так, именно этой декларацией вдохновлялись более чем жесткие санкции за посягательство на социалистическую собственность, но со строго юридической точки зрения можно заметить, что то были санкции именно за нарушение пассивной обязанности в абсолютном правоотношении. Существовала ответственность и за невыполнение активной обязанности по сохранению социалистической собственности, однако ее субъектом был не всякий гражданин СССР, а лишь тот, кто в силу своего служебного положения или иных обстоятельств, порождавших относительную связь с собственником, обязан был к совершению таких действий. Судебной практикой был предложен иной механизм реализации ст.131 Конституции СССР – «положительная санкция» в виде вознаграждения за спасание социалистического имущества. Законодательное закрепление этот институт получил в ОГЗ 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г., а до их принятия сходные правила применялись в качестве аналогии права. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что «обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества» суть ни что иное, как обязательства из ведения чужих дел без поручения (действий в чужом интересе без поручения в терминологии действующего ГК РФ или negotiorum gestio римского права) 1 . Меж тем, характерной чертой negotiorum gestio всегда считалось отсутствие обязанности лица, совершившего эти действия, к их совершению, так что существование именно такого механизма реализации обязанности каждого заботиться о социалистической собственности свидетельствовало скорее об ее отсутствии.
Несколько более успешным примером абсолютного правоотношения, возлагающего положительную обязанность, может служить признаваемый рядом современных законодательств институт вещных выдач 2 , весьма близкий к отечественной ренте. В силу этого права собственник обязывается уплачивать управомоченному лицу определенную денежную сумму или предоставлять в натуре определенное имущество. Это, с первого взгляда обязательственное право прямо признается вещным иностранными законодательствами в силу присущего ему права следования, являющегося, как было показано, проявлением абсолютности правоотношения. Надо заметить, что история этого права уходит корнями в западноевропейское средневековье, для которого характерно было широкое распространение прав, именовавшихся servitutes in faciendo 1 или servitutes juris Germanici 2 , обязывавших собственников, в противоречие римской максиме servitus in faciendo consistere non potest 3 , к исполнению натуральных повинностей или, позднее, денежных выплат 4 . Непосредственной причиной появления такого рода прав явились господствовавшие в Европе того времени феодальные отношения, так что неудивительно, что законодатель Нидерландов, например, осуществляя новую кодификацию, отменил эти права 5 . Что касается тех стран, где они сохранились, то здесь можно высказать следующее соображение. Право на получение вещных выдач предполагает получение от собственника части естественных или гражданских плодов, приносимых имуществом, и в этом смысле оно близко к признаваемым теми же законодательствами правам на преимущественное приобретение вещей 6 . Собственник имущества вообще может быть исключен из формулировки этого права, тогда оно будет сформулировано как право на приобретение соответствующего имущества в собственность. Обязанность всех третьих лиц в данном случае будет заключаться в воздержании от приобретения права собственности на предмет выдачи; собственник же или иное лицо, непосредственно пользующееся имуществом, самим фактом своего пользования нарушают данную обязанность, в силу чего неосновательно обогащаются. Таким образом, исполнение обязанности по вещной выдаче является, в действительности, исполнением обязательства из неосновательного обогащения, которое, в свою очередь, вызвано неизбежным для собственника нарушением вещного права.
Возвращаясь к нашему утверждению о том, что обязанность в абсолютном правоотношении является пассивной, отметим, что существование такого рода обязанности в большинстве случаев нисколько не тяготит и даже не осознается нами, подобно тому, как человек не ощущает постоянно давящий на него воздушный столб. В силу этого изменение управомоченного субъекта абсолютного правоотношения не влияет на правовое положение каждого из обязанных, а значит, может производиться без их согласия.
Как бы ни были важны обязанности, в абсолютном правоотношении, в отличие от относительного, их оказывается недостаточно для характеристики его содержания. Дело в том, что, соблюдая запрет на совершение активных действий, мы выполняем тем самым свою обязанность в отношении всех лиц, управомоченных абсолютными правами. В то же время, как уже было отмечено, всякое правоотношение уникально, конкретно. Необходимой конкретизации можно достичь лишь обратившись к содержанию субъективного права, т.е. к тому, во что не должен вмешиваться всякий, принадлежащий к неопределенному кругу обязанных лиц.
Поскольку право собственности является самым полным из вещных прав, его содержание охватывает все допустимые с точки зрения данной правовой системы правомочия в отношении объекта прав. Содержание же права собственности в отечественной юриспруденции традиционно раскрывается через триаду правомочий: владение, пользование и распоряжение. Впервые закрепленная в ст.420 ч.1 т.X Свода законов Российской Империи, триада благополучно пережила революционные потрясения и, воспроизводимая при каждой кодификации (ст.58 ГК’22; ст.19 ОГЗ’61; ст.92 ГК’64; ст.45 ОГЗ’91), дошла до нашего времени и характерна теперь не только для ГК РФ (п.1 ст.209), но и для гражданского законодательства всех стран – бывших республик СССР. Если законодатели Беларуси, Литвы, Молдовы и Украины (п.1 ст.210 ГК РБ, ч.1 ст.4.37 ГК ЛР ст., п.1 ст.315 ГК РМ и п.1 ст.317 нового ГКУ), так же, как и отечественный, лишь перечислили правомочия владения, пользования и распоряжения, то их коллеги из Азербайджана, Армении, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана посчитали необходимым еще и раскрыть содержание каждого из правомочий (ст.152 ГК АР, ст.163 ГК РА, ст.188 ГК РК, ст.222 ГК КР, ст.232 ГК РТ). В Узбекистане и Эстонии в дополнение к триаде особо оговаривается возможность собственника требовать устранения нарушений его права, от кого бы эти нарушения не исходили (п.1 ст.170 ГК РУ, ч.1 ст.68 эстонского Закона о вещном праве), а в Грузии и Туркменистане – «не допускать владения этим имуществом другими лицами» (п.1 ст.170 ГКГ 1 , п.1 ст.191 ГКТ) 2 . Лишь латвийский законодатель в 1937 году посчитал возможным, помимо триады и права на виндикацию, упомянуть еще одно правомочие – на получение от вещи возможных благ (ст.927 ГЗЛ). Раскрытие содержания права собственности через владение, пользование и распоряжение характерно не только для тех правовых систем, которые являются «родственными» отечественной: так, эта триада воспроизводится ст.1305 ГК Португалии. В странах Латинской Америки часто используется триада, дополненная правом на виндикацию (ст.524 ГК Бразилии, ст.923 ГК Перу) или – в Аргентине – правом употреблять вещь в соответствии с волей собственника (ст.2513 ГК). ГК Колумбии и федеральный ГК Мексики следуют ст.544 ФГК, упоминая лишь два правомочия – пользование и распоряжение 3 . Тому же примеру последовал итальянский законодатель (ст.832 ИГК), а новейший из кодексов романской традиции – ГКК – определил собственность как «право свободно и безраздельно использовать, пользоваться и распоряжаться имуществом» (ст.947). Для англо-саксонского права характерно, наоборот, расширение, иногда даже чрезмерное, перечня правомочий собственника. Так, широкое распространение получило предложенное А.Оноре определение, состоящее из одиннадцати элементов, из которых лишь десять являются правами, а один – запретом использования вещи во вред другим 1 .
Разногласия в определении перечня правомочий собственника играют на руку тем, кто подвергает сомнению возможность раскрытия с их помощью содержания права собственности. Дореволюционные авторы (В.И. Синайский, Г.Ф. Шершеневич) весьма осторожно отмечали, что право собственности не исчерпывается совокупностью прав владения, пользования и распоряжения, коль скоро даже лишившись их всех, собственник не перестает быть собственником 2 . В середине прошедшего века против определения права собственности через триаду правомочий высказывались, например, А.В. Венедиктов и О.С. Иоффе 3 . Помимо приведенного уже аргумента они обосновывали свои выводы существованием в советской правовой системе прав, носители которых обладают теми же правомочиями владения, пользования и распоряжения имуществом, однако не являются собственниками. В наше время среди сторонников такого подхода можно выделить К.И. Скловского, а в странах СНГ – С.В. Скрябина 4 . Взамен триады эти авторы предлагают использовать для определения права собственности такие признаки, как его полнота, осуществление собственником его права «своей властью» и «в своем интересе». Законодатели некоторых стран прислушались к такого рода аргументам. Так, по свидетельству А.В. Венедиктова, при разработке ГГУ в конце позапрошлого века предлагалось дать перечень правомочий собственника, однако редакционной комиссией это предложение было отвергнуто 1 , а в Уложении было закреплено следующее определение: «Собственник вещи может, если тому не препятствует закон или права третьих лиц, распоряжаться вещью по своему усмотрению и устранять любое на нее воздействие» (§903 ГГУ). Сходным образом, не перечисляя конкретных правомочий, определяют право собственности ст.641 ШГК и ст.5:1 ГКН. Составители дореволюционного проекта ГУ избрали компромиссное решение: права владения, пользования и распоряжения не были названы в определении права собственности, но каждому из них посвящалась отдельная статья, как наиболее важным из принадлежащих собственнику правомочий (ст.755-758).
Отказ от перечисления правомочий, однако, не позволяет ответить на вопрос о содержании субъективного вещного права, недаром многие отечественные юристы выступали в защиту триады 2 . Кроме того, по справедливому замечанию В.А. Тархова и В.А. Рыбакова, даже те авторы, которые отказываются от триады правомочий, «когда им от общего определения приходится переходить к содержанию права собственности, неизменно оперируют понятиями владения, пользования и распоряжения» 3 . Что касается возражений против такого перечня, то здесь можно сказать следующее. Во-первых, как уже не раз отмечалось в литературе 4 , весьма сомнительными выглядят всякие попытки дополнить перечень каким-либо новым правомочием: все они оказываются в действительности либо входящими в содержание права владения (как, например, право на виндикацию), пользования (выделяемое ГЗЛ право на получение от вещи возможных благ) или распоряжения, либо их комбинацией (как предлагавшееся во время разработки действующего ГК РФ правомочие управления). Во-вторых, довольно трудно представить себе лишение собственника всех принадлежащих ему правомочий и, даже если такое лишение возможно, то, как писал Д.М. Генкин, «в этих случаях собственник не лишается этих правомочий, а лишь временно (выделение мое. – А.Л.) ограничен в возможности их реализации … Другое дело, если собственник будет не временно ограничен в правомочиях владения, пользования и распоряжения, а лишен навсегда этих правомочий, тогда субъективное право собственности прекращается» 1 . Что касается ограниченных вещных прав, предоставляющих своим носителям все те же три правомочия, что и собственнику (хозяйственное ведение и оперативное управление), то здесь, прежде всего, можно отметить их вообще особое положение среди всех прочих вещных прав 2 . Кроме того, неудачной представляется попытка отграничить их от права собственности по тому основанию, что последнее осуществляется собственником в своем интересе, ибо всякое субъективное право осуществляется его носителем в своем интересе (абз.1 п.2 ст.1 ГК РФ). Даже учреждение, употребляя принадлежащее ему на праве оперативного управления имущество для осуществления управленческих, социально-культурных или иных функций некоммерческого характера, действует в своем интересе, поскольку решает именно те задачи, для решения которых оно было создано, а интерес создавшего его собственника здесь удовлетворяется лишь косвенно. Тем более в собственных интересах действуют унитарные предприятия – коммерческие организации. Вообще, как представляется, в содержание субъективного права не может входить обязанность по его осуществлению в интересах другого лица; такая обязанность может возлагаться на него лишь в рамках другого правоотношения, где он выступает уже не управомоченным, а обязанным субъектом. Хозяйственное ведение и оперативное управление ограничены не в количестве правомочий, а в самом их содержании, ибо каждое правомочие включает в себя возможность совершения различных действий, из которых лишь собственнику (и то не всегда) доступны все, а ограниченные вещные права предоставляют своим носителям только некоторые способы осуществления правомочий владения, пользования или распоряжения.
Обращаясь к содержанию названных правомочий, отмечу, что право распоряжения присуще практически всем имущественным правам, недаром Г.Ф. Пухта рассматривал его в общей части своего «Курса римского права» – в учении о сделках 1 . Здесь, однако, нужно отличать распоряжение правом и распоряжение его объектом 2 . Если первое, действительно, свойственно практически любому имущественному праву, то второе, понимаемое как возможность определять содержание и принадлежность не только своего, но и чужих вещных прав (в том числе и самого права собственности), оказывается присущим совсем немногим правам. Прежде всего, к ним относится право собственности; более того, право распоряжения нередко считается составляющим самую сущность права собственности, из-за чего отечественные дореволюционные юристы считали «неудобомыслимым» выделение этого правомочия в самостоятельное вещное право 3 . Действительно, предоставление несобственнику полного и безусловного права распоряжаться вещью представить довольно трудно, однако существуют права, при определенных условиях предоставляющие такую возможность. К ним относятся: залоговое право, близкие к нему известные иностранным законодательствам права вроде земельного или рентного долга (Grundschuld, Rentenschuld — §§1191-1203 ГГУ), а также упомянутые уже вещные выдачи и права на преимущественное приобретение вещей.
Если право распоряжения понимается как возможность совершения юридических действий в отношении объекта вещного права, то право пользования понимается как возможность непосредственного фактического использования объекта. Так же, как и распоряжение, пользование многолико, однако в вопросе о том, какие действия входят в содержание этого правомочия, единства нет. У.Маттеи, например, называет следующие виды пользования недвижимым имуществом: право на огораживание земельных участков, недропользование, водопользование, устройство насаждений и приобретение плодов, возведение построек и проведение границ земельного участка 1 . В литературе подчас проводится разграничение между собственно пользованием и извлечением плодов из имущества 2 ; практическое значение оно имело в римском праве, знавшем личные сервитуты usus и usufruct, из которых первый предоставлял только пользование имуществом без права на его плоды, а второй – и непосредственно пользование, и извлечение плодов 3 . Кроме того, это разграничение имеет значение в рамках германской традиции рассмотрения имущественного найма (Miete) как отношения, не предоставляющего нанимателю права на плоды, а аренды (Pacht) — как предоставляющей такое право 4 . Наконец, спорным остается вопрос о том, чем является потребление, уничтожение вещи. Согласно господствующей точке зрения, в этом случае происходит одновременно и пользование, и распоряжение имуществом 1 , хотя Д.И. Мейер, например, видел здесь только распоряжение 2 , а Д.М. Генкин – только пользование 3 . Под пользованием, полагаю, следует понимать все-таки любое извлечение полезных свойств вещи, в том числе и приобретение ее естественных плодов (приобретение т.н. «гражданских плодов» представляет собой, по сути дела, либо распоряжение самой вещью, либо распоряжение ее естественными плодами), и потребление имущества, но в последнем случае одновременно происходит и распоряжение имуществом.
Правомочие владения по многим позициям стоит особняком от пользования и распоряжения. Так, если пользоваться и распоряжаться можно практически любым объектом гражданских прав, то владеть можно только вещами. Само существование этого правомочия предопределено особенностями объектов вещных прав – материальных, пространственно ограниченных предметов внешнего мира 4 . Правомочия пользования и распоряжения могут осуществляться самыми разнообразными способами, в силу чего может существовать сразу несколько прав, предоставляющих своим носителям возможность, например, пользоваться одним и тем же имуществом, но разными способами. Владение же бедно по содержанию, в силу чего одновременное владение двух лиц одной и той же вещью (compossessio plurium in solido) 5 всегда представляло определенную проблему. Так, для римских юристов оно представлялось невозможным, подобно тому, как невозможно одному лицу сидеть там, где сидит другой, или стоять там, где стоит другой. Проблема была решена лишь на рубеже XIX и XX веков — с принятием ГГУ, выделившего ситуации непосредственного и посредственного владения 1 . Наконец, в отличие от пользования и распоряжения имуществом, владение само по себе не способно принести собственнику или иному управомоченному лицу какого-либо удовлетворения, кроме, разве что, морального. В то же время владение выступает необходимой фактической базой для пользования и распоряжения, осуществление которых без владения оказывается зачастую невозможным.
В. Проблема «абсолютного действия» обязательств. Как абсолютные, вещные права противопоставляются относительным и в первую очередь – обязательствам. Их юридические качества во многом противоположны. Поскольку обязанным субъектом здесь выступает точно определенное лицо, только от него и может последовать нарушение права, соответственно, только против него и могут быть направлены и средства юридической защиты. Обязательственное правоотношение не оказывает непосредственного юридического воздействия на правовое положение третьих, не участвующих в нем лиц. От конкретного лица можно требовать совершения активных действий, в чем обычно и заключается обязанность должника. Возникновение же этой обязанности обусловлено, как правило, совершением им волевых действий – правомерных (договоров и односторонних сделок) или неправомерных (деликтов). Управомоченному же лицу предоставляется лишь право требовать определенного поведения от обязанного. С этими, в общем-то, общепризнанными положениями согласны, однако, далеко не все авторы. Основания для сомнений можно разделить на три группы.
Первое основание связано с признанием прав требования оборотоспособными объектами гражданских прав. Необходимой предпосылкой оборота считается отношение приобретателя к объекту приобретения «как к чужому», что является оборотной стороной отношения отчуждателя к этому объекту «как к своему». В юридическом же оформлении принадлежности имуществ определенным лицам традиционно видится одна из функций абсолютных прав и, прежде всего, права собственности 1 . Таким образом, коль скоро требование считается объектом гражданских прав, на него должно быть установлено некоторое абсолютное право, которое, если требование будет названо бестелесной вещью, можно бы было признать правом собственности. Здесь, однако, стоит заметить, что приведенные рассуждения лишь по недоразумению могут привести к отрицанию сугубо относительной природы обязательства. «Если даже признать, что наличие обязательства создает для всякого и каждого в отношении кредитора обязанность воздерживаться от посягательств, могущих лишить кредитора возможности осуществить его право требования против должника, то все же надо строго различать два разных правоотношения: а) отношение между кредитором и должником (нарушение возможно лишь со стороны должника) и б) отношение между кредитором и всяким и каждым (нарушение возможно со стороны всякого и каждого). В первом случае мы будем иметь обязательственное правоотношение, а во втором – особое абсолютное право», — произвел очень точное разграничение М.М. Агарков 2 , весьма скептически относившийся, впрочем, к возможности существования такого права. Принадлежность права требования кредитору в достаточной мере удостоверяется знанием должника о том, кто является его контрагентом, а «право собственности на право», как уже было показано 3 , не дает кредитору никаких новых возможностей и является совершенно излишним удвоением. Отмеченного разграничения, однако, следует придерживаться при обсуждении иных абсолютных прав (например, залогового), объектами которых выступают другие права. Абсолютность первых вовсе не влечет абсолютности вторых.
Сторонники следующего варианта построения конструкции действующего в отношении всех третьих лиц обязательственного права (О.С. Иоффе, В.К. Райхер, Е.А. Флейшиц) отказываются от концепции res incorporalis 1 , но, в то же время, признают возможность нарушения обязательственного права не только со стороны должника, но и со стороны других лиц. Они выделяют «внутреннее» действие обязательства – между должником и кредитором и «внешнее» – против всех третьих лиц 2 . Как видим, здесь уже выделяются не два правоотношения, а две стороны одного. Наличие «внешнего» действия относительного права, впрочем, представляется более чем сомнительным. Попробуем представить себе нарушение обязательства со стороны третьего лица. Поскольку в обязательстве участвуют две стороны – должник и кредитор – такое нарушение может заключаться либо в препятствии должнику исполнить его обязанность, либо в препятствии кредитору принять исполнение. Начнем со второго случая. Третье лицо может воспрепятствовать кредитору либо физически лишая его возможности совершить действия по принятию исполнения (но тогда нарушенным окажется не само обязательство, а личное неимущественное, замечу – абсолютное, право кредитора на свободное перемещение, вообще свободное совершение любых действий, не запрещенных законом), либо «присвоив» его право требования с тем, чтобы должник произвел исполнение не подлинному кредитору, а нарушителю (или назначенному им лицу). Причем в последнем случае «присвоение» можно будет считать состоявшимся лишь при условии, что исполнение, произведенное должником в адрес нарушителя, освободит его от обязанности перед кредитором, т.е. нарушитель представит должнику некоторые доказательства совершенной в его адрес уступки права требования; в противном случае риск потерь от такого исполнения всецело ляжет на должника и именно за его счет обогатится нарушитель. Однако представление третьим лицом доказательств совершения цессии в его пользу, пусть даже фиктивных (если доказательства подлинны и цессия действительна, то ни о каком нарушении не может быть и речи), также окажется нарушением не самого обязательственного права кредитора, а его личных неимущественных прав, конкретное содержание которых будет зависеть от способа, которым были сфабрикованы «доказательства». Примерно с той же ситуацией мы встречаемся, когда третье лицо препятствует должнику в исполнении его обязанностей. Препятствия могут выражаться в физическом ограничении должника (нарушение личных неимущественных прав), исключающем возможность исполнения посягательстве на подлежащую передаче кредитору вещь (нарушение права собственности или иного вещного права должника), кроме того, исполнению обязательства может помешать неисправность контрагента должника по другому обязательству. Однако все эти нарушения не оказывают непосредственного воздействия на обсуждаемое относительное правоотношение; должник не приобретает притязаний к лицам, нарушающим права кредитора, а кредитор – к тем, кто мешает должнику. Максимум, к чему могут привести такие нарушения – это к прекращению обязательства в связи с невозможностью его исполнения, и то только при условии, что такого рода вмешательство третьего лица обусловит освобождение сторон от ответственности за его нарушение. В противном случае должник, как бы ему не мешали, останется ответственным перед кредитором. Таким образом, обязательство не может быть нарушено третьими лицами, а значит, ни о каком его «внешнем» действии говорить нельзя.
Третий вариант признания за обязательствами действия в отношении третьих лиц связан с феноменом абсолютной защиты арендных прав и присущего им права следования. Многие авторы 1 видят в этом проявление абсолютных элементов в обязательственных правоотношениях. Нельзя согласиться, однако, с признанием прав арендатора исключительно обязательственными. В данном случае действительно существует относительная связь между арендодателем и арендатором, однако в то же время и параллельно ей существует абсолютное правоотношение арендатора–владельца ко всем «третьим» лицам (в число которых попадает и арендодатель), являющееся по природе своей вещным, а абсолютная защита и право следования суть проявления именно этого вещного правоотношения. Примерно так же следует рассматривать право застройки, которому В.К. Райхер отказывал в статусе вещного права на том основании, что оно порождает не столько отношение застройщика ко всем третьим лицам, сколько его относительную связь с собственником имущества 1 . Такая относительная (как правило, обязательственная) связь сопутствует большинству ограниченных вещных прав, обосновывая предоставление собственником таких прав, однако это относительное правоотношение и возникшее при его исполнении абсолютное, хотя и тесно связаны друг с другом, все-таки остаются разными правоотношениями со своими собственными характеристиками.
Итак, вещные правоотношения следует отличать от обязательственных по признаку определенности обязанных субъектов. Вещные права являются абсолютными и действуют в отношении всех подчиненных данной правовой системе лиц, юридически значимое же действие обязательственных прав ограничивается конкретным лицом – должником. Отсюда следует ряд принципиальных отличий в способах защиты прав, их содержании и основаниях возникновения.